Необходимо для счастья
Шрифт:
Может быть, тогда муж выйдет из состояния удручающей отрешенности. Первая жена не могла этого сделать и, видимо, чувствовала свою вину перед ним, а ему нужен родной человек, любящий и доверчивый, как ребенок. Даже с этим парнем он вступил в какую-то игру, поддавался ему, а с людьми он сходится трудно.
— Вентиляторы надо здесь поставить, — сказал Василий. — С вентиляторами станет хорошо, как в ресторане.
— Потерпим, — сказала старушка. — Мне ночью сходить.
Краснов промолчал: один живой человек был в купе, да и тот ехал
1967 г.
ЧТО, КУМА ЛИСА, ПЛАЧЕШЬ?
У околицы совхозного поселка, возле пруда с ветлами и тополями вольготно расположились на зеленой лужайке строения центральной пожарной службы: трехногая ветхая вышка, дежурный дом, депо для двух машин и одного конного выезда.
Солнце поднялось в зенит, и от вышки лежит короткая решетчатая тень. В эту тень и прислонил свой без крыльев над колесами велосипед начальник пожарной службы Артюхин. На вышке его племянник Славка рассматривал в морской бинокль поселок.
— Ничего не видать? — громко спросил Артюхин.
Славка не отозвался: он считал дома.
Артюхин подождал, снял форменную, фуражку и помахал ею, остужая вспотевшее горячее лицо.
У раскрытых ворот депо лежали на лужайке дежурные шоферы Козловы, отец и сын. Оба в брезентовых робах, как и положено дежурным. Они только что выкупались, волосы еще мокрые, и вот улеглись на солнышке, сушат.
На двери дежурного дома висел большой амбарный замок: летом дом пустовал. Ворота конного отделения депо тоже были заперты — там стоял один старый ручной насос «Красный факел» да висело несколько огнетушителей.
Не дождавшись ответа, Артюхин поглядел вверх: загорелые Славкины руки, согнутые в локтях, почти незаметно вели вдоль поселка черные окуляры бинокля.
— Триста двадцать один, триста двадцать два, триста двадцать три, — бормотал вполголоса Славка.
— Ты што там считаешь? — начал сердиться Артюхин.
— Дома, не мешайте! Триста двадцать семь, триста двадцать восемь…
— Не считай. Пятьсот тридцать шесть домов и сто девятнадцать прочих построек. Ничего не видать, спрашиваю?
— Все видать, — сказал Славка, не отрываясь от бинокля. — Вот директорская «Волга» едет с поля… Плотники на обед пошли, под пазухой обрезки досок несут… А вон на вашем огороде чей-то теленок шастает. Сбегать прогнать?
— Не дури, ты на вахте. Не горит, спрашиваю?
— Нет, — вздохнул Славка, опуская бинокль.
— И не будет, — сказал Артюхин. — Не должно быть никаких пожаров. Никогда. Но глядеть надо в оба.
Осенью год исполнится, как Артюхин стал учить племянника терпению и порядку, есть уже кой-какие надежды, а все-таки проверить лишний раз не мешает. Вот приехал, а на огороде чей-то теленок лазит, все огурцы, поди, потоптал, стервец. Чего только Марфа там делает!
— Стой и гляди, — по привычке наставлял
О Козловых он не беспокоился: Степан двадцать второй год на пожарке, при лошадях еще состоял, пока их не заменили машинами, — беспокойно, кормить-поить надо, убирать навоз, да и силы-возможности у лошади слабые. Но и тогда Степан не подводил, а сейчас машина у него всегда на ходу, и сына Петюшку содержит в аккуратности. Петюшка ровесник Славке, из армии прошлой осенью вместе пришли, служили в одном полку, а люди разные. Утром Петюшка примет машину у сменщика, проверит и ложится у ворот с книжечкой — читает. А Славка будто жеребец стоялый — того и гляди из оглобель выпрыгнет, только вожжи ослабь.
— Главное в нашем деле што? — механически продолжал Артюхин, думая, что надо опять заехать к директору насчет вышки. — Главное в нашем деле работа, а не пожары. Профилактика. Зачем? А затем, штобы упредить стихию. Я двадцать три года здесь вкалываю, и вот плоды: четвертый год ни дыминки.
— Что же тебе медаль за такое геройство не дали? — спросил Славка. — Есть медаль «За отвагу на пожаре», в Дубровке брандмейстера наградили.
— Пускай. Только геройство наше не в пожарах, а в том, што нет их. Так я говорю, Степан?
— Эдак, — сказал Козлов-старший. — Какой от них прок, от пожаров, никакого проку.
— Всё знаете, — сказал Славка. — Правильные вы оба, мудрые, всё знаете.
— А ты не знаешь, — рассердился Артюхин. — Сколько раз говорил, не скидать форму на дежурстве, опять самовольничаешь! Тебе тут пляж или што?
— Или што, — усмехнулся Славка.
Артюхин взял за рога прислоненный к вышке бескрылый велосипед, сказал Козлову строго:
— Не отлучайся, Степан, гляди тут. Мне надо к директору насчет вышки съездить.
— Поезжай, поезжай, — сказал Козлов-старший. — Он такой, директор, не будешь донимать — не сделает. — И поглядел в плотную форменную спину начальника, закрутившего педалями: он-то знал, что не за этим поехал Артюхин, теленка сгонять поехал. А насчет вышки — это для важности сказано: вот, мол, такие дела я с кем решаю, с директором! Два года уж решают, а толку нет. Упадет скоро вышка — два столба-стояка ненадежны, крестовина одна сломалась, лезешь наверх, и вся вышка скрипит, ходуном ходит…
— Пап, расскажи сказку, — попросил Петюшка, зевая. — Или байку какую. — Он уж дважды прочитал приключенческий роман, а тут делать нечего, лежишь и лежишь. — Надоела мне книжка.
— Другую возьми, — сказал Козлов-старший.
— Библиотекарша в отпуске, вот вернется — возьму.
— Расскажи! — крикнул с вышки Славка. — Или для родного сына сказки жалко?!
Он навел бинокль на Козловых, глянул и опустил: очень близко, в самые глаза лезут их сивые головы. Зевнул. Лежат на травке, как цыплята, хорошо им, спокойно, всю жизнь лежать согласны. Лежать или сидеть, все равно.