Необратимость
Шрифт:
– Все отношения развиваются. Единственное, что нам нужно знать прямо сейчас, - хотим ли мы жить дальше друг без друга.
Я смотрю ей в глаза.
– Я не хочу.
– Я тоже.
Я киваю.
Мы просто позволим этому развиваться.
Ее губы касаются моих, и я прижимаюсь к ним, соединяя наши рты. Моя рука путается в ее волосах, оттягивая голову назад. Затем я провожу языком по линии ее подбородка к шее, где прикусываю нежную кожу.
На меня снисходит озарение, которое должно было быть очевидным с самого начала.
– Я никуда не собирался уходить сегодня
Она мечтательно мурлычет, ее глаза закрываются.
– Или завтра.
– Мои пальцы скользят между ее ног, вырывая у нее стон.
– Или на следующей неделе.
Или, возможно…
Никогда.
ГЛАВА 52
Мои пальцы крепко сжимают руль, когда я смотрю вперед, наблюдая, как мамы с колясками скользят по свежезалитому асфальту, впитывая солнце Санта-Клариты. Вчерашний дождь закончился, но его след остался в сверкающих каплях, прилипших к ветвям деревьев под ясным голубым небом.
Я бросаю взгляд на бунгало Эллисон - свежее оштукатуренное здание с коричневыми ставнями, расположенное в типичном для среднего класса районе. Это должно было стать воплощением ее мечты - начать все с чистого листа. Хороший мужчина рядом с ней и надежда создать семью в обозримом будущем.
Но на лужайке перед домом уже висит табличка «Сдается в аренду», а эта надпись - как пара металлических щипцов, сжимающих мое сердце.
Тяжело сглотнув, я глушу двигатель и выбираюсь из машины. Не знаю, чего я жду от сегодняшнего дня. С тех пор как пять месяцев назад все рухнуло на подиуме в Сан-Франциско, я видела Эллисон всего один раз, и это было далеко не сердечное воссоединение. Похороны Джаспера прошли как в тумане. Она была так убита горем, что я осталась в стороне, позволив себе лишь мимолетно обнять бывшую лучшую подругу - но так крепко, что я до сих пор чувствую эти объятия, когда закрываю глаза и задерживаю дыхание.
Я ушла рано, планируя связаться с ней, когда пыль уляжется, но меня встретило радиомолчание.
В конце концов на связь вышла ее мать, сообщив, что Эллисон уехала в Южную Африку, чтобы пожить у своей тети, пока восстанавливается и разбирается с последствиями нашего общего ада.
Понятно. Я знаю, каково это - хотеть спрятаться.
Я также знаю, что бегство - это лишь повязка на рану, которая продолжает кровоточить. Рано или поздно все просачивается наружу, заставляя тебя встретиться с болью лицом к лицу.
Я иду к ее оливково-зеленой двери, и каждый шаг дается мне тяжелее предыдущего. Только что посаженные цветы вдоль дорожки кажутся яркими, почти вызывающими на фоне всего, что осталось недосказанным между нами. Я не готовилась к этому разговору и теперь жалею об этом. Раньше слова так легко лились между нами, но теперь они словно застревают где-то между ребрами и горлом. Подняв руку, чтобы постучать, я замираю на мгновение, прежде чем прикоснуться костяшками пальцев к дереву.
Дверь со скрипом открывается, и вот она.
Эллисон стоит в дверном проеме, ее рыжие волосы собраны на затылке в свободный хвост. Под глазами залегли тени, и она пытается улыбнуться, но не получается. Она
Ее взгляд встречается с моим.
– Ты пришла, - говорит она мягко, почти недоверчиво.
Я киваю, стараясь говорить спокойно.
– Конечно, пришла.
Напряжение между нами гудит, как невидимая проволока, натянутая до предела и готовая лопнуть. Но впервые после похорон мы стоим лицом к лицу.
Это начало.
Прежде чем тишина становится удушающей, я делаю шаг вперед, потому что не собираюсь позволять ей разрастаться.
– Могу я войти?
Она моргает раз, два. Затем она распахивает дверь пошире и отступает в сторону.
– Да… да, входи. Пожалуйста.
В гостиной повсюду разбросаны картонные коробки, они громоздятся на столешницах и обеденных стульях. Мои шаги гулко разносятся по почти пустому помещению, а взгляд останавливается на жемчужно-белом диване и примыкающем к нему столике. На меня смотрит фотография в рамке - Джаспер и Эллисон улыбаются на залитом солнцем пирсе, их лица прижаты друг к другу. Ее волосы блестят и переливаются, а его рука покровительственно лежит у нее на плече.
Они выглядят счастливыми. Чистыми. Как будто мир еще не показал им свои зубы.
От этой картины я застываю на месте.
Я смотрю на коробки, каждая из которых помечена аккуратным черным маркером - кухня, книги, спальня– все это части жизни, которую она пытается собрать по кусочкам.
– Извини за беспорядок, - говорит Эллисон, отходя в сторону. Она вытирает руки о джинсы, натянуто улыбается, переводя взгляд на фотографию на журнальном столике.
– Арендаторы въезжают в дом первого мая, и нам еще многое предстоит сделать. Наверное, мы могли бы встретиться в кафе или еще где-нибудь, но…
– Мне так жаль.
– Мои глаза наполняются слезами, от эмоций перехватывает горло.
– Это прекрасный дом.
– Да, - выдыхает она, на мгновение замешкавшись. Эти слова трудно, так трудно произнести.
– Кто-то будет здесь счастлив.
Я смахиваю набежавшую слезу.
– А где твои собаки?
– Они побудут с моей мамой, пока я собираю вещи. Так проще уладить все дела.
– Ты переезжаешь к ней?
Легкий кивок.
– На некоторое время, во всяком случае. Мне нужно встать на ноги, а ипотека здесь оказалась слишком большой, чтобы покрыть ее на мою зарплату в банке. Я подумываю о том, чтобы найти что-нибудь подешевле. Не могу представить себе, как можно опуститься до еще одной квартиры. Собакам нужен двор, чтобы бегать, а я просто… - Ее глаза затуманиваются, по лицу пробегает боль.
– Со мной все будет в порядке. Восстановление требует времени, ты же знаешь?
– Ты знаешь, что да.
– Я подхожу ближе, перекидывая свои длинные волосы через плечо.
– Если тебе нужна помощь с переездом, я могу прилететь в любое время. Я сама сейчас в процессе переезда. Мы купили дом, требующий ремонта, примерно в часе езды к востоку от Сан-Франциско.
– Мы?
– Да.
– Прочистив горло, я прикусываю щеку.
– Айзек. Он…
Все.
Но я не могу произнести это слово - не хочется говорить о своем «всем», когда Эллисон собирает разбитые останки своего «всего».