Необратимость
Шрифт:
Это значит, что все серьезно.
– Его арестовали за убийство Дженсон только на следующий день после… ну, ты понимаешь.
– К счастью, он этого не говорит.
– Теоретически, у него было время.
– Черт побери!
– Я хлопаю ладонью по столу, опрокидывая пепельницу.
– Это чушь собачья, Таннер. Верить на слово гребаному серийному убийце, который уже приговорен к пожизненному заключению. Это самый простой выход. Они не могут…
– Ты знаешь, что я согласен с тобой, Портер. Согласен.
– Его руки беспомощно поднимаются.
–
– О, я уверен, что они не просто купились на это, они с радостью это проглотили.
– И я больше не работаю там, чтобы возразить. Я потираю лоб от усиливающейся боли.
– Это совсем не похоже на почерк Соммерфилда. Схема соответствует нераскрытым делам. У меня есть куча доказательств, подтверждающих это. Почему они не откроют свои чертовы глаза?
Это тот же самый аргумент, которого я придерживался почти два года. Поначалу они прислушивались, потому что мой послужной список детектива был блестящим. Потом след потерялся. Дело замяли. Но я не переставал настаивать. До того самого дня, когда надавил так сильно, что меня вышвырнули за дверь.
– Это. Был. Не. Соммерфилд.
– Я буду повторять это до конца своих дней. Я чувствую это нутром, а оно никогда меня не подводит.
– Им больше не на кого это повесить.
– Он говорит это слишком мягко. Слишком заботливо. Мне хочется ударить его по лицу.
– Они закрыли дело.
– Осознание этого обрушивается на меня, как звон бьющегося стекла.
– Да.
– Таннер выглядит так, будто вот-вот расплачется.
– Закрыли.
И они даже не сочли нужным сообщить мне об этом.
– Они не могут закрыть его на основании голословного заявления монстра. Что, если она еще жива? Что, если…
У меня перехватывает дыхание.
– Мне очень жаль, Портер.
Ему больше нечего сказать.
Все кончено.
Я сжимаю волосы на макушке в кулаки, готовый вырвать их и сжечь весь мир.
Нет, нет, нет.
– Какие у них доказательства?
Он открывает пачку сигарет, засовывает одну в уголок рта и протягивает мне другую. Когда я не беру, он кладет ее передо мной, как подношение.
– У них появилась зацепка, которая позволяет предположить, что он был в кофейне в тот вечер. Я показал Соммерфилду ее фотографию, и он подтвердил это, сказал, что она была номером девять.
– Извинение омрачает его лицо.
Номер девять. Признание по такому нераскрытому делу - это слишком большая удача, чтобы прокурор подвергал его сомнению.
– Черт.
– Я сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони, что угодно, лишь бы отвлечься от этой ноющей тьмы в груди.
– Он лжет.
– Ну, он психопат, такое не редкость. Но как ты это докажешь?
– Им нужно тело. Где ее тело? Ткнуть в фотографию - это не доказательство.
– Я пронзаю его взглядом, который может вызвать
– Мне нужно ее чертово тело. Где оно?
– Я не знаю, что сказать, Портер.
– Он разводит руки в стороны.
– Что ты хочешь, чтобы я сказал?
Как бы мне ни хотелось кому-нибудь врезать, он всего лишь гонец, принесший дурную весть. Без сомнения, завтра мне позвонят - официально. Таннер сделал одолжение, предупредив меня.
Никто не убедит меня, что этот псих не сидит за решеткой и не набивает себе цену, чтобы почувствовать свою значимость. Серийные убийцы ведут себя так, будто соревнуются друг с другом за попадание в Книгу рекордов Гиннесса, и он не первый, кто делает необоснованные заявления по нераскрытому делу.
Но разве это имеет значение, в конце концов? В любом случае, ее больше нет. И реальность такова, что я мог бы этому помешать. Если бы был там.
Воздух покидает мои легкие, словно их сжали тисками. Конечности немеют. Шок должен был наступить еще два года назад, но я был занят. Похоже, он наконец-то настиг меня.
Моя голова опускается на руки. Я не могу дышать. Не могу думать.
Это моя вина…
Таннер позволяет мне просидеть так бог знает сколько времени.
– Ты в порядке?
– Кто-то легко дотрагивается до моего плеча. Краем глаза я замечаю красную вспышку. Девушка в блестках.
К счастью для нее, моя реакция сейчас такая же быстрая, как патока.
– Не сейчас, Серендипити. Я сам с ним разберусь.
– Быстрое предупреждение Таннера делает свое дело, и рука отдергивается, словно она коснулась лавы.
– Она новенькая. Она не знала.
– Он бросает на нее взгляд, который красноречивее всяких слов говорит о том, по какой яичной скорлупе она ходит, и поворачивается ко мне.
– А ты?
Я?
– Что?
– Ты в порядке?
– Что это за тупой вопрос?
– Я выхватываю зажженную сигарету у него из рук, подношу к губам и затягиваюсь так, будто от этого зависит моя жизнь. С первой порцией никотина шок притупляется.
Немного.
– Это обычный вопрос, который друзья задают друг другу, когда слышат что-то неприятное.
– У меня нет друзей.
– А у меня есть. И по непонятной никому причине я выбрал тебя. Смирись с этим.
Меня охватывает ярость.
– Да, ты такой замечательный друг. И все же, когда они решили меня убрать, ты согласился.
Таннер боролся, какое-то время. Но когда в департаменте все пошло кувырком, он согласился, что мне нужно уйти. Он, черт возьми, сказал об этом шефу прямо при мне.
Я не могу ему этого простить.
– Черт возьми, Портер, это было для твоего же блага. Ты был в заднице.
– Его рука крепко сжимает бокал.
– Сейчас я пытаюсь быть твоим другом. Почему, по-твоему, я здесь?