Необъявленная война
Шрифт:
— Я вам не милочка! И я в курсе. Я вспомнила, что уже видела эти символы в библиотеке, — Гермиона поправилась, — только с той, кто не поддастся влиянию или не будет — тут как вам больше угодно — зависеть от него. Всё верно, мистер Малфой?
— Читайте дальше, всезнайка!
— Но навсегда… спасти душу от яда и тело от проклятья… способны лишь… — Гермиона замолчала.
— В чем дело,
— Волшебницы чистой крови, — раздалось после небольшой паузы. Голос потух.
Ноги Гермионы подкосились, руки повисли вдоль тела, и она рухнула на стул. Люциус сам забрал у нее свиток и отступил, сохраняя дистанцию.
— Я не понимаю, — начала Грейнджер, — ведь с вами это не сработало, я знаю. Мне Драко говорил.
— Что он вам еще наговорил?! — раздраженно бунтовал Люциус. — Да, не сработало, и есть вероятность, что причина в крови. Нарцисса — часть рода Малфоев, правда, по женской линии. Это очень давнее родство. Брат Арахниуса — её пра-пра-пра, не один раз, прадедушка. Скорее всего, волшебница не должна быть родственницей, кровь не вода, сами понимаете... И хотя я отказался от дара, я выполнил все условия, миссис Фламель оказалась хитрее. Быть может, сложность нашего положения в том, что спасти весь род способен лишь проклятый Малфой. А я избежал этой участи. Я первый сын в семье, но в поколении не единственный. У меня был кузен, который, увы, погиб во времена, известные всем. Вот он был бесплоден. Мы зря теряем время, вы, я уверен, видели родословную.
— Пусть так. Но вы же не сошли с ума или что-то там еще, — Гермиона хваталась за соломинку.
— И опять теряем время, — Люциус постукивал набалдашником трости по столу. — Как бы то ни было, Нарцисса — чистокровная волшебница, и любит меня. Перед любовью бессильна любая алхимия. Но не всем в роду так везло, и не все из нас решались отказаться от дара.
— Яда, — поправила его Грейнджер.
— Как вам угодно. Я могу привести и другие примеры, а надо?
— Не утруждайтесь, — с болью произнесла Гермиона. — Я поняла.
— Именно ваша самонадеянность сейчас убивает моего сына! И если ему повезет, то он не растеряет рассудок. Благодаря не вам! — Малфой, наверно, жаждал ее придушить. — Я хочу на это надеяться. Я его отец. То, что не удалось Сами-знаете-кому, вы решили проделать самолично?!
— Но зачем Драко признался? — убито спросила Гермиона. — Я не заставляла, я бы пережила... — это стало мольбой в пустоту.
— Вы у меня спрашиваете? — Люциус вскинул голову. — Это вы во всем виноваты. Драко — мальчишка, и он думает, что влюблен. Верит в чудо, когда уже верить-то не во что... Но реальность всегда страшнее. Так что, мисс Грейнджер, не мешкайте.
— Это нелегко, но услышьте меня. Ради Драко…
— Как же я?.. — Гермиона перевела дыхание. — Это убьет его! — Гермиона беспомощно убеждала надежду.
— Вряд ли, — засомневался Люциус, — хотя ваш эгоизм и Кларисс почти это сделали. Я уверен, мисс Грейнджер, вы выкрутитесь.
И Малфой исчез в камине.
Глава 17. Боль потери
Гермиона сидела неподвижно несколько минут. Потрясение и тревога сковали всё тело, сдавили в тисках безжалостной тварью, лишая мир красок.
Как отказаться от того, кто нужен тебе как воздух? Нужен навсегда.
Где найти силы, чтоб видеть Драко с другой? Просто — рядом.
Как стерпеть ежедневную муку от расставания? Если тянет к нему до дьявольской духоты.
И что пересилит: эгоизм или рассудок?..
Десятки вопросов — ни одного ответа. Но главное, что стало важным для Гермионы, — не собственные желания, а яд. Проклятый "дар" миссис Фламель. Ее жажда мести завела их чувства в тупик: разбитое сердце против угрозы возмездия.
Минуты неумолимо бежали. Толкали к самому краю. На долгие раздумья у Гермионы не было времени, ведь чем дольше тянуть, тем больнее. И опаснее. Взмахнув, наконец, волшебной палочкой, она вернулась в спальню.
Малфой всё еще спал, и Гермионе почти изменила выдержка. Хотелось прижаться к нему и провести остаток дня вместе. И завтра, и послезавтра, неделю, дни, месяцы, годы…
Больно даже от мысли.
Но для Драко время — палач, и любовь маглорожденной не подарит ему спасение. Только — ее саму. Первый раз в жизни она мечтала быть чистокровной.
Мечтала до чёртовой крови!
Отыскав на полу свою одежду, Гермиона сбросила с себя мужскую рубашку и стала потихоньку одеваться. Медлительность отсрочивала минуты казни.
— Ты замерзла? — голос Драко заставил вздрогнуть. Сердце свалилось в яму обреченности, вынуждая его страдать. — Бросай свои тряпки, иди ко мне, я согрею, — он призывно откинул простынь, но Гермиона не двинулась с места. Глаза ее наполнились слезами, губы сжались, а тоска разорвала вены в клочья. Терзания души, должно быть, отразились на лице, как черные буквы на белой бумаге.