Необычайные приключения на волжском пароходе
Шрифт:
– Ей-богу, ей-богу, донесу...
– Знаете - что здесь? (Показывает записочку.) Здесь - ваша смерть. (Читает.) "Добровольно вступаю в международную организацию Ребус, клянусь подчиняться всем директивам и строжайше хранить тайну, в чем прилагаю отпечаток своего большого пальца"... Вот он!
– Аи, - тихо визгнула Шура, взглянув на палец, измазанный в саже, сунула его в рот. Ливеровский спрятал записочку в бумажник: - Успокойтесь, поплачьте, для утешения - флакон Коти... (Вынул из жилетного
Он отходит посвистывая. Шура дрожащими пальцами раскупоривает бутылочку, всхлипывает. Хлопотливо проходит профессор с пакетом малины:
– Ищу Зину... Представь - малина чрезвычайно дешева, купил одиннадцать кило... (Шура всхлипывает)... Что у тебя за бутылочка?
– Не спрашивай...
– Прости, прости... В тайны личной жизни не вмешиваюсь... Но все же...
– запнулся, просыпал часть малины, покашливая, оглядел Шуру. Она припухшими губами: - Ничего не скажу, ничего... Пусть я погибла, ни слова не скажу...
– Гм... Как ты погибла?
– Гм... Физически или пока только - морально? Не настаиваю... Но, по-моему, несколько быстро погибла... В то время, когда я... Гм... никак не могу решиться проверить самого себя, - вернее: количество обязанностей перед одной женщиной и количество обязанностей перед другой... Ты очень быстро решилась... Это несколько меняет отношения слагаемых... Гм... Собака, прости, - для уточнения факта... (Сразу - потеряв голос.) Ты отдалась мужчине, насколько я понял?
– Иди к своей Нинке, иди, иди...
Она убежала. Профессор просыпал несколько малины.
С мячиком подбежала Зина.
– Папа, малина...
– Да, малина... Замечательно, что, несмотря на видимую закономерность и порядок, жизнь как таковая есть глубочайший беспорядок... Никакой системы нельзя подвести в отношениях между людьми, то есть - я никогда не могу быть уверен, что А плюс В плюс С дадут нужную сумму, и если ввести даже некоторый коэффициент неопределенности - и тогда все полетит к черту...
– С пола можно есть?
– Можно... Но не подавись - в малине много костей... Зина, пойдем сейчас к маме... Я решил...
Профессор потащил Зинаиду к трапу - на нижнюю палубу. Оттуда навстречу поднимался негр. Схватив Родионова за локоть (профессор крепче прижал к груди пакет с малиной), Хопкинсон сказал негромко и раздирательно:
– Я должен немедленно покинуть пароход... Я хотел сойти на этой остановке, но здесь - ни железной дороги, ни лошадей...
– Ближайшая остановка - завтра утром...
– Тогда я погиб!
– Очень странно... (Профессор подхватил пакет.) Здесь многие испытывают то, что они будто бы должны погибнуть... И некоторые уже погибли... В особенности удивляет торопливость, с которой... (Он задрал
– Ночь! Впереди - ночь!
– выкатив глаза, повторил Хопкинсон.
– Я могу быть полезным?..
– Мне нельзя помочь... (Он улыбался, но длинные руки дрожали.) Меня нужно сжечь живым! Убить во мне черную кровь!.. Дорогой профессор. (Он увлек Родионова к перилам... Профессор от волнения уронил пакет, Зинаида всплеснула руками)...
– Папа, ты с ума сошел...
– Сейчас, сейчас, детка, к твоим услугам...
– Дорогой профессор, возьмите от меня известную вам рукопись, ту, что мы расшифровали, - твердо проговорил Хопкинсон.
– Такая ответственность! Нет, нет!
– Я не имею права держать здесь (рванул себя за карман пиджака) счастье целого народа... Я боюсь... Я буду бороться... А если не хватит сил? Я буду преступником!..
Тогда Родионов наклонился к его уху: - Ничего не понимаю...
Негр сунул ему в карман клеенчатую тетрадь.
– Берите... А я постараюсь сделать сто кругов по палубе энергичным шагом...
Пока Родионов засовывал рукопись, негр уже отбежал: на тускнеющем свете заката пронеслась его худая тень- руки в карманах, плечи подняты, рот оскален до ушей - и скрылась на носу за поворотом.
Профессор поднял палец: - Зинаида, на пароходе происходит что-то неладное.
Он и Зинаида спустились на корму. Наверху шел Гусев с папироской. Из освещенного салона выкатились Ливеровский, Лимм, Педоти и Хиврин, говоривший возбужденно:
– Обычное русское хамство... Вдруг больше не подают водки.
– Мы не пьяны, нет - мы не пьяны!
– кричал Лимм.
И Педоти, схватившись за Хиврина:
– Я требую коньяк, они должны подавать. Это паршивые порядки - у вас в России!
– Идем вниз к буфетчику, там все достанем, - напористо-громко сказал Ливеровский. И - Лимм: - Вниз, к буфетчику! Хорошо!
Педоти: - Потребуем водку с мадерой!
Хиврин с энтузиазмом: - Люблю иностранцев, расстреливайте меня!
Все четверо устремляются вниз, к буфетчиику, лишь Ливеровский, покосившись на Гусева, задерживается, закуривает. Гусев вполголоса:
– А это зачем понадобилось?
– Тащить иностранцев в буфет?
– Иностранцев ли?
– Подготовка за пятнадцать ходов,- даю шах и мат.
– Мне?
– Рам.
– Ливеровский, я вас решил арестовать.
– Когда?
– ейросил он поспешно.
– В Самаре, завтра...
– Вам же влетит за это.
– Знаю. Наплевать! Не могу иначе.
– Аи, аи, аи! Так, значит, запутались окончательно? Струсили? Не ожидал, не ожидал...
– -Мне неясен один ваш ход.
– Именно?