Необычайные приключения на волжском пароходе

Толстой Алексей Николаевич

– Оппортунистка на сто процентов...

– Чего эта?! Мы давно уж не верим. Бабенька у нас старенькая, та обижается: отчего, говорит, у магометан, у евреев есть .бог, у одних русских нет его, у цыган и у тех-- боженька...

– Хитра, ох, - говорит колхозник, - какую агитацию развела.
– Он встал, поддернул штаны.
– Нет, лучше на тебя не глядеть...

Дунька выпятила губу, задрала нос:

– В .коллективе таких девушек поищите!-Мотнула юбкой, пошла туда, где звенела гитара, пела цыганка...

Там, близ буфета,

собралась довольно значительная и угрожающая толпа. Бахвалов (плотная личность в соломенной, шляпе) и Хренов (злой человек в рваной кепке), видимо, успели? разогреть настроение. Оба грузчика, заросший мужик - Дунышн отец, губастый парень и еще человек десять были пьяны. Давешний рабочий (со светлыми усами полумесяцем) пытался сдерживать назревающий скандал, хотя и сам, видимо, был не менее возмущен тем, что творилось в буфете:

– Американцы бузят, это не значит, что и нам надо бузить, - кричал он осипшим голосом.
– У них эта бузацель жизни. Во что они верят? В один доллар. В буфете мы наглядно видим идеалы буржуазии... Мы, плюнули да отошли... А доллар их у нас остался, каждый их доллар-на наше строительство, на нашу, победу.

Заросший мужик - ему свирепо:

– А сожрут-то они сколько нашего на один доллар?

Мясо из моей груди выедают...

Бывший дьякон: - Без закуски пьем... Кирпичом, что ян, закусывать? Ребята, закуски хотим...

– Закуски!
– заорал губастый парень. И заросший мужик - опять: - Мы за свои права с кольями пойдем, - погодите...

Рабочий, - весь багровый от напряжения, с раздутой шеей:

– Какие твои права?
– кулацкие, дремучие... Товарищи, мы не даем человеку жить в свинстве, - правильно... Мы его силой вытаскиваем...

– Сила-аи?
– выл заросший мужик.

– Кулак вас на дно тянет, в рабство, в свинство... Что ж вы - социализм за пол-литра водки хотите продать?..

– Ребята, - крикнул Бахвалов, держась на периферии тревожно гудевшей толпы, - в буфете не одни американцы... Наши, русские, с ними жрут, пьют...

Раздались гневные восклицания. Губастый парень - чуть не плача:

– Русские... сволочи...

Дьяконов бас: - Предательство...

Хренов с другой стороны толпы:

– Едят наше мясо, пьют наше вино... Россию пропивают...

– Бей русских в буфете!
– завопил губастый парень.

– Провокация!
– надсаживался рабочий.
– Товарищи, здесь нашептывают,..

Огромная ручища бывшего дьякона взяла его за горло: - Ты за кого - за них али за нас?
– Ну-ка - скажи...

– Бей его в первую голову!
– заорал заросший мужик...

Толпа надвинулась. Голоса: - Коммунар! Часы с цепочкой на нем!

– Цепной кобель!

В это время, оттолкнув одного, другого, около рабочего оказался колхозник (в сетке), мускулы угрожающее, лицо весьма решительное:

– Ну-ка, - сказал, - кому жить надоело?

Произошло некоторое замешательство, крикуны попятились. Рабочий

вскочил на ящик: - Товарищи, вам водку раздают, вам нашёптывают, здесь готовится кошмарное преступление... Вас хотят использовать как слепое оружие...

...Из трапа на верхней палубе появился Ливеровский, оглянулся, топнул ногой:

– Да где же вы? Черт!

– Я здесь,- плаксиво отозвалась Шура... (Стояла на корме, прижавшись к наружной стене рубки.) - Трясусь, трясусь, господи...

– Портфель?

– Тише вы, господи. Нате...

Ливеровский выхватил у нее портфель:

– Не открывали?
– Ломая ногти, отомкнул замочек, засунул руку внутрь. Пошарил. Вытащил лист бумаги.
– Что такое?
– Подскочил к электрической лампочке, где крутилась ночная мошкара.
– Чистый лист бумаги? (Перевернул.) Ага... Так и думал... Подписано-Гусев. (Торопливо читает:) "Этот портфель был положен в моей каюте около раскрытого окна и через ручку привязан ниткой к кровати, концы нитки запечатаны в присутствии двух свидетелей. Таким образом, господин вице-консул, кража этого портфеля - ваша первая очень серьезная улика. Портфель, как видите, пуст. Шах королю. Гусев".

Ливеровский протянул портфель Шуре:

– Вы-дура: нельзя было рвать нитку; положите портфель на место.

Шура поняла одно: обругали. Вытаращилась, обиделась:

– Я извиняюсь, между нами ничего еще не было, и вы уже ругаетесь...

– Портфель на место, сама-в каюту, и -молчать как рыба!..

Он кинулся к окну миссис Ребус. Шура схватила его за рукав:

– Насчет заграницы... Как же, слушайте?

– Задушу и выкину за борт... Спасайся... Бегом... Жест его настолько был выразителен, что Шура молча замахала рукой, пустилась бежать,.. Ливеровский стукнул в окно миссис Ребус: - Алло... Что с негром?

Жалюзи сейчас же отодвинулись. Каюта была освещена. Негр неловко сидел на стуле, - голова запрокинута, лицо закрыто ватой.

– Ликвидировали?
– прошептал Ливеровский.

Эсфирь высунулась, - жадно вдыхая ночной ветер. Ладонями потерла виски, провела по глазам, приводя лицо в порядок...

– Что - убит?

– Нет, - сказала Эсфирь хриповато.
– Хлороформ...

– Напрасно было... Оригинал рукописи он передал профессору, а копия у Гусева.

– Скоро вы кончите с ними?

– Жду, - через несколько минут будет перекат, - мелкое место... Нужно, чтобы Хренов и Бахвалов могли все-таки спастись вплавь... Значит, негра брать живым не хотите?

– Он этого не хочет.

– Та-ак...

Эсфирь - с мрачной яростью: - Повторилась забавная история с прекрасным Иосифом! (Она покосилась на завалившееся на стуле тело Хопкинсона.) О глупец... О мерзавец... Я сделала все, что в женских силах...
– Почти нежно: - Нулу-Нулу должен умереть...

– Пока держите его под наркозом... Когда начнется суматоха, выкинем его в воду, не так тяжел.