Неоконченная повесть
Шрифт:
Сионистская молодежь сначала пробовала встречаться в большом доме Зямы Штейнберга. Однако малышка Рохеле не могла заснуть от шума, табачного дыма и громких споров, и тогда Малка Зиновьевна без лишних слов закрыла дверь перед «Детьми Сиона». Тогда Шоэль испросил у отца разрешения собираться в помещении столовой. Йоэль согласился, и молодежь стала приходить дважды в неделю, после закрытия. При этом принимались все меры предосторожности. Молодые люди изо всех сил старались не шуметь за задраенными железными ставнями. В том же зале, в котором днем ели и пили крестьяне, поздними вечерами читались рассказы на библейские темы, проводились литературные обсуждения и даже занятия спортом.
Шоэль организовал в местечке спортивную секцию «Маккаби».
Черниговская область, где располагалось местечко, считалась вотчиной атаманов Бондарчука, Тепы и их подручных – Шираченко, Васяновича, Мельниченко, Денисюка. Особой свирепостью отличался младший брат Тепы. Первое его нападение на городок закончилось убийством двенадцати человек. А потом случилась беда в местечке Глухово – там были замучены сотни евреев. Бандиты нападали внезапно, а еврейское население за долгие годы галута забыло, как надо защищаться. Такая возможность даже не рассматривалась: люди только прятались в укрытиях, в подвалах, на чердаках, в домах знакомых христиан. И тогда организация «Бней Цион» стала проводить ночные дежурства. Обычно бандиты действовали на рассвете или ночью. Обязанностью дежурных было вовремя предупредить о набеге, разбудить спящих евреев, чтобы те успели спрятаться. Среди дежурных были Зяма Штейнберг, Миша Зильбер, Шоэль Горовец, «маккабисты» и другие добровольцы.
Вот стоят они за околицей, всматриваются в черноту летней ночи, вслушиваются в звуки, предвещающие опасность. Дежурный Зяма Штейнберг услышал дробный стук копыт – это приближаются всадники. Он мгновенно предупреждает об опасности – стучит молотком по железному рельсу, а после этого еще и бежит от дома к дому, стучится в двери и окна: «Вставайте! Бандиты!»
В ночи слышится скрип дверей, испуганный шепот, приглушенный кашель, суматоха во дворах. О, Господи, да тише же! Еще не остыло тепло покинутой наспех постели, матери на чердаках укладывают полусонных детей, зажимают рот младенцам, чтоб не закричали, не выдали укрытия.
Пьяные бандиты бродят по улицам городка. Слышатся крики, хохот, свист, хриплые голоса: «Эх, яблочко, куда котишься?», «Потеряй моя телега все четыре колеса!», «Цыпленок жареный, цыпленок пареный, цыпленок тоже хочет жить»… Вот они все ближе и ближе… Вот уже колотят в дверь сапогами: «Открывайте!» Сердца замирают от страха, волосы встают дыбом – это ведь не пьяный мужик, это сама смерть стучит в твою дверь.
В ту страшную ночь Зяминого дежурства в городке убили около ста человек, среди них и его жену – Фаню Шмуэлевич-Штейнберг. Ее с ребенком выволокли из большого шкафа в магазине, где они прятались: малышка Рохеле не вовремя заплакала. В мебельном магазине было достаточно кроватей – бандиты сначала изнасиловали, а потом убили молодую мать.
Глава 14
В начале 1920-го года в городке установилась советская власть. Нескольких буржуев и богатых землевладельцев расстреляли. У собственников и хозяев предприятий, использовавших наемных работников, конфисковали имущество. Столовую Йоэля Горовца закрыли, но его не тронули. Он считался «братишкой», из простых солдат. Кроме того, Йоэль не эксплуатировал наемных рабочих – в столовой работали лишь его жена и сестры, то есть это был, что называется, семейный кооператив.
После прихода красных на рынке стало существенно меньше народу. Закрылись и магазины. На крестьян наложили продналог, запретив продажу товаров до полной его выплаты. Начался период военного коммунизма, торговля умерла или была объявлена незаконной, резко взлетели цены на хлеб и мясо, соль и спички, одежду и обувь, мыло и керосин. Исчезли лекарства, размножились вши и паразиты, заразные болезни
Но обмен товарами и продуктами не мог прекратиться – он просто ушел в подполье, превратился в натуральный обмен. Стакан соли меняли на стакан масла, пианино отдавали за мешок муки, золотые часы – за несколько килограммов сахара. Горовцы пока сводили концы с концами благодаря небольшим запасам, которые удалось сохранить в подвале дома еще со времен столовой. Вернулись тяжелые времена, но Йоэль и Фейга не опускали рук. Выручали старые знакомые – крестьяне из окрестных деревень, которые когда-то посещали столовую. Но и эти контакты держались в большой тайне.
Военный коммунизм неузнаваемо изменил облик местечка. Так, например, высоко поднялся Ицик Сапир – сын трубача-портного и известный специалист по революциям. В один прекрасный день он объявился в местечке в военной униформе и вместе с другими строителями нового мира принялся наводить порядок в старом – и не просто так, а от имени ЧК. Местную гимназию переименовали в Трудовую школу второй ступени, что, впрочем, стало пока единственным образовательным новшеством: в школе продолжали работать те же учителя, что и прежде. Терещенко все так же дремал на уроках математики, и его лысая, круглая, как арбуз, голова так же нелепо покачивалась на короткой шее. Матвей Федорович завершил свой долгий рассказ о Французской революции и неохотно перешел к другим темам.
Пройдет еще немного времени, и наш Шоэль закончит Трудовую школу. А пока он продолжает незаметно дурачиться в классе, перебрасываясь с другом стишками собственного производства. Шоэль Горовец и Миша Зильбер старательно составляли рифмованные строчки, используя при этом самый высокий стиль ашкеназийского иврита [74] . Впрочем, эти произведения вряд ли могли украсить золотой фонд мировой поэзии…
А что же «Бней Цион»? Организация потихоньку начала разваливаться. Перед молодыми людьми открывались новые возможности. Неокрепшей еще советской власти остро требовались работники. Прежняя система управления исчезла, рассыпалась, многих чиновников уволили или они ушли сами, партийные же большевистские кадры находились к тому моменту преимущественно в Красной армии. Говорили, что партия большевиков не заражена антисемитизмом, что красный террор бьет лишь по буржуям и врагам революции, вне зависимости от национальной принадлежности.
74
Ашкеназийский иврит – диалект иврита, принятый у евреев, живущих в центральной и восточной Европе. Современный иврит в Израиле имеет произношение сефардское (т. е. принятое у евреев – выходцев из Испании и восточных стран). Сефардский диалект считается ближе к древнему оригиналу.
Ицик Сапир, превратившийся отныне в Исаака Эммануиловича, жестко следил за соблюдением революционного порядка. Он расхаживал в военной гимнастерке, подпоясанной блестящим кожаным ремнем, с которого свисала кобура с пистолетом системы «Маузер». Всевидящие глаза новоявленного чекиста внушали замешательство и страх. Грозная поступь военного коммунизма слышалась повсюду на просторах большой страны – не миновала она и нашего местечка, где воплотилась в знакомом образе худого и сутулого Ицика Сапира с вечно горящими глазами.
Все умолкло и словно бы сжалось в размерах. Не было слышно и сионистов, ушедших, как им казалось, в безопасное подполье. Они все еще продолжали изредка собираться в доме Песаха Каца, чтобы за опущенными занавесками потолковать о том, о чем они толковали уже годы – о насущных проблемах еврейского народа. Но Сапир все же учуял что-то своим длинным носом, а может, нашлись стукачи-доброхоты. Пришла весна, а вместе с нею – Сапир со своими людьми. Перед самым Песахом арестовали Песаха Каца.