Неоконченная повесть
Шрифт:
– Что ты такое говоришь, папа? – возражает он. – Санитар на поле боя – это совершенно другое, это тебе не госпиталь в тылу. На поле ты должен выносить раненых из-под обстрела, уметь оказать первую помощь, быстро наложить повязку, остановить кровотечение, сделать временную шину. А перевозка тяжелораненых? Это же целая наука… нет-нет, ты занимался совсем другой работой…
Йоэль и не думает обижаться. Ему приятно видеть сына, полного жизни и энергии! Господи, как годы-то летят! Да, сразу видно, что парень много чего повидал на военной службе! Примолкшие родители и сестра сидят за столом и, затаив дыхание, слушают рассказы Шоэля. Как
Он ночевал в разоренных еврейских гостиницах, видел разрушенные синагоги, покинутые йешивы и хедеры, разграбленные магазины. Видел, как летят по воздуху пух и перья из вспоротых подушек и перин, перед глазами его прошли вереницы жертв погромов – сотни убитых, изнасилованных, разрубленных на части… Шоэль никогда не забудет эти остекленевшие глаза, этот предсмертный оскал… Что и говорить, в том проклятом году ему нередко пришлось повстречать ангела смерти в его самом страшном обличье.
Они говорят, говорят и все не могут досыта наговориться. Не беда – впереди еще столько времени, можно успеть все и еще немножко. Но нет – есть кое-что, о чем невозможно умолчать, оставить на завтра.
– А помнишь ли ты Хану, мама? – спрашивает Шоэль. – Ты с ней познакомилась, когда приезжала в Одессу.
Может ли жительница скромного местечка забыть свою поездку в большую Одессу?!
– Да-да, помню, – с готовностью кивает Фейга. – Она еще к Гите приходила! Довольно милая девушка.
В тоне матери слышится некоторое пренебрежение – вспомнили, мол, и забыли. Милая и милая – чего о ней еще говорить? Но у Шоэля, как выясняется, иные планы на продолжение разговора. Он делает глубокий вдох и выкладывает свою самую важную новость:
– Мама, мы с Ханой поженились!
– Ты женился?! – кричит Мирьям. – Вот это новость!
Да уж… Вот только родители молчат, как громом пораженные. Остолбенела Фейга, помрачнел Йоэль. Разве так делаются семейные дела? Вот, значит, как все обернулось. Видно, родители уже ничего для Шоэля не значат, если он настолько с ними не считается… Эх, Йоэль, Йоэль, не слишком ли быстро ты забыл свою собственную женитьбу? Не ты ли женился на Фейге, точно так же поставив перед фактом своего отца, меламеда Моше?
Зато Мирьям нисколько не задета. Она радостно обнимает и целует любимого брата.
– Поздравляю тебя, Шееле!
Нужно уже как-то отреагировать и родителям.
– Мазал тов! – коротко произносит отец.
Приходится и Фейге поздравить сына, хотя весь ее вид красноречиво говорит о том, как сильно она задета.
– Что ж, сынок… – вздыхает она. – Если уж ты совершил эту глупость, ничего не поделаешь – мазал тов…
Самое страшное позади, и теперь Шоэль начинает рассказывать о Хане и о ее семье. Фейга и Йоэль должны понять: вот уже целых четыре года он носит в сердце ее образ, и Хана тоже доказала ему свою любовь и преданность. Разве не ясно, что эта девушка небесами предназначена ему, Шоэлю?
– Какая она, брюнетка или блондинка? – интересуется Мирьям.
Шоэль открывает рот, чтобы ответить, и вдруг осознает, что начисто позабыл, какого цвета ее волосы и глаза у его дорогой жены! Да и какая разница? Главное, что она неописуемая красавица! Родители кивают в знак того, что понимают простительное волнение сына. Хотя, честно
Шоэль красочно и с юмором описывает ее такой, какою она была раньше – с огромным животом и замашками командора; говорит и о том, какова Софья Марковна теперь – постаревшая и скорчившаяся от горя маленькая старушка. Рассказывает Шоэль и об Ицхак-Меире, о его работе в пекарне и на ниве профсоюзной деятельности, о том, какой он практичный, добрый и понимающий человек. Семья продолжает засыпать Шоэля вопросами, он терпеливо и подробно отвечает.
– Теперь очередь Мирьям, – шутливо подмигивает он зардевшейся сестре. – Вот уж кто точно не останется в старых девах!
Фейга мрачно кивает.
– Надеюсь, что она хотя бы пригласит нас на свою свадьбу…
Йоэль вздыхает и встает. Ему еще предстоит длинный трудовой день – пора в столовую. Работы невпроворот, к лету все нужно закончить.
– С завтрашнего дня я начну с тобой работать, папа! – заверяет отца Шоэль.
Конечно, он не бог весть какой специалист по строительным работам, но работящие руки всему научатся.
Фейга сидит пригорюнившись. Сердце матери полно печали: только сейчас она окончательно поняла, что дети уже не принадлежат ей всецело, как прежде. Пришло время расставания, возможно – на долгие годы. Вот и Мирьям заканчивает через год среднюю школу. С приходом новой власти появился шанс на высшее образование у обоих детей, и ясно, что такую возможность упускать нельзя. Но при этом, увы, семья разделится. Дети уедут в город, родители останутся в местечке… Что ж, чего не стерпишь ради детей… И тут Шоэль, словно подслушав ее мысли, заявляет:
– На следующий год я возьму Мирьям в Одессу!
«Вот-вот, – грустно думает Фейга. – Нынче дети сами выбирают себе дорогу. И не только дорогу, но и жену. И не только выбирают, но даже не приглашают родителей на свадьбу…»
Шоэль поднимается: он хотел бы, не откладывая, повидать своих старых друзей. Вскакивает и Мирьям; весело беседуя, они выходят, оставив за столом очень расстроенную мать.
Глава 22
Городок наш никогда не славился красивыми или даже просто заметными зданиями – ни одному поколению жителей не выпало выстроить здесь дворцы и хоромы. Правда, от прежних времен осталось несколько более или менее крепких домов, в которых проживали их состоятельные владельцы. Но в основном, на улицах стояли кое-как, вперемежку, ветхие и кривые домишки, словно держась друг за друга. Здесь начиналась, проходила и заканчивалась жизнь евреев, проживался срок, назначенный им судьбой; здесь они жили веками, здесь они продолжают жить и теперь – молятся, ругаются, стареют и уходят в небытие.
Сейчас лето, но на улицах немного людей. По большей части это бедняки, если судить по их ветхим одеждам. Нищета чувствуется на каждом шагу. Слава Богу, что хотя бы солнце одинаково дарит всем свою щедрость, и наше местечко тоже получает свою долю тепла и света, которую не в состоянии отобрать ни бандиты, ни петлюровцы. Густая пыль, смешанная со слезами и грязью, толстым слоем лежит на этой земле. Налетающий ветерок подхватывает ее и, закручивая в воронку, несет по воздуху. Зелени на улицах совсем мало, редкие деревья давно привыкли к одиночеству.