Неоконченная повесть
Шрифт:
В комнатах тихо. Ицхак-Меир спит праведным сном хорошо поработавшего человека. Обычно он не храпит, а посапывает, издавая звуки разного тембра в определенном ритме: вдох – тонкий свист – громкий выдох, и сноваздорово. Софью Марковну раздражает этот сольный концерт, она вздыхает, охает, и муж просыпается.
– Что с тобой, Соня?
И Соня в который уже раз начинает свою привычную ночную жалобу на злодейку-судьбу, обрушившуюся на семью Шульбергов. Сначала гибель Бори, а теперь вот еще и недостойное поведение дочери. Софья Марковна ругает Шоэля, плачет и клянет его.
– Успокойся, Соня, – зевает муж. – Шоэль
Но нет покоя разошедшейся Софье Марковне. Она снова заводит ту же пластинку. Не нравится ей этот Шоэль, чует материнское сердце: испортит он Ханеле жизнь. Тут на память ей снова приходит Боря, погибший сыночек, и муж долго еще слышит тихие сдавленные рыдания. Ицхак-Меир вздыхает. Постоянный ночной сюжет, просто наказание! Что же теперь делать? Надо как-то утешить бедную Сонечку! Стряхнув с себя остатки сна, он слезает с кровати и идет к ней – своей подруге в юности и в горе, пытается успокоить и утешить. Наконец в комнату приходят спокойствие и тишина. Ицхак-Меир снова погружается в сон, и снова в том же механическом ритме чередуются вдох – тонкий свист – выдох… Но Софье Марковне уже ничего не мешает – она спит.
Вообще-то, ее можно понять. Ханеле завела теперь моду возвращаться слишком поздно. Да, она счастлива, сердце ее ликует – она любит и любима, пришла лучшая пора ее юности. Хана даже научилась напевать одесские песенки с неприличными словами, которые сочиняют уличные рифмоплеты. Нечего сказать, подходящее пение для молоденькой девушки! Честно говоря, у опасений Софьи Марковны есть весьма веские основания. Уж больно повзрослела Хана, уж больно сильно бурлит в ее венах бешеная одесская весна… Как бы все это не кончилось неприятностями…
Теперь Хана задумала новую затею: она хочет отпраздновать новоселье Шоэля. Вот уже два месяца пролетели, как Шоэль приехал в Одессу и получил жилье на Арнаутской – как же не отметить такое событие? И Хана берет инициативу в свои руки – похоже, она всерьез собралась стать хозяйкой в доме! Но прежде следует получить разрешение родителей. Начинаются прения сторон, разговоры, претензии. Софья Марковна яростно сопротивляется. Ицхак-Меир взывает к ее сердцу, Хана и так и эдак подбирается к матери, пуская в ход все свои средства – но нет! Нет и нет!
Между тем, это уже не та Софья Марковна, которая когда-то столь безоговорочно руководила своей семьей. Что-то сломалось в ней за эти тяжелые годы, и кажется даже, что в последнее время наметились перемены и в ее отношении к Шоэлю. Да, парень явно умеет нравиться людям. Но дело не только в этом. О, Господи! Софья Марковна, умевшая командовать и наставлять, не терпевшая никаких возражений – за прошедшие годы она потеряла не только свой прежний большой живот, но и прежнюю большую силу! Ее словно бы одолела предательская слабость, подчинив женщину себе, превратив ее из всемогущего диктатора в несчастную, похоронившую сына мать…
Так что в итоге сдается и она. Да и куда деваться, если Ханеле так яростно настаивает, а бесхребетный Ицхак-Меир полностью на стороне дочери? И вот она отправляется вместе с Ханой на Арнаутскую. Шоэль в это время в пекарне, но у Ханы припасен свой ключ. Нет, вы видите? Она и в самом деле уже распоряжается здесь! Мать и дочь распахивают окна, и в них стремительно врывается весна, наполняя комнату солнечными бликами и свежестью. В комнату вбегает босоногий Вася,
– Простудишься, дурачок! – вошедшая Поля берет мальчика на руки.
Ей тридцать с лишним – не очень уж молодая мама, которую не пощадила жизнь.
– Мы хотим здесь прибраться, ты не возражаешь, Поля? – подмигивает ей Хана.
И в комнате появляются веник, ведро с водой, половая тряпка. Мать и дочь снимают пальто и приступают к работе. Они подметают, моют, чистят, выжимают, снова моют… – много накопилось работы в комнате у неженатого парня, у которого нет в Одессе ни мамы, ни бабушки – никого, кроме Ханы.
Вернувшись с работы, Шоэль не узнает свою комнату: стекла в окнах сияют, пол блестит, красиво застлана постель, на подушке – нарядная наволочка. Все поет и сверкает – прямо дворец какой-то! Шоэль стоит на пороге, не осмеливаясь ступить внутрь в запыленных сапогах. И откуда у этой девушки берутся силы? – Да из того же источника, в котором горит и вечный огонь всей нашей жизни! Шоэль тщательно вытирает сапоги и осторожно заходит в комнату.
Новоселье отпраздновали на исходе субботы. Пришли Шульберги, подружки Ханы, Миша Бернштейн и еще несколько ребят. Недостающие стулья одолжили у Поли. Что касается угощения, то его одолжить, увы, негде. Нет уже тех разносолов, от которых ломились столы в прежние времена! Но воздадим должное и упрямице Софье Марковне, продемонстрировавшей чудеса изобретательности и приготовившей все, что только возможно было сотворить в тех трудных условиях. Все, и даже немножко больше.
Ох, не устояла наша Софья Марковна перед обаянием Шоэля, дрогнула. И, раз дрогнув, тут же преисполнилась к нему нежной симпатией. Ицхак-Меир притащил самогон и вишневую наливку, что позволило гостям то и дело поднимать стаканы – лехаим! И громче всех кричал он сам, потому что этот славный человек никогда не отказывался от хорошей выпивки и закуски. Гости, как это заведено на новосельях, принесли подарки – кто тарелки, кто ложки и вилки…
Виновник торжества, Шоэль, сидит во главе стола, Хана рядом с ним. Уже прозвучало несколько тостов, уже произнесены многие добрые пожелания, и теперь пришла очередь Шоэля сказать пару слов своим дорогим гостям. Рюмки наполняются, и Шоэль встает, не переставая поглядывать на Хану, словно проверяя: здесь ли она?., не ушла ли? «Вот ведь как обкрутила парня, – думают гости. – Он уже без Ханы и пальцем шевельнуть не может!» А та пожирает его глазами с нескрываемым обожанием. Если избраннику сердца нужно, чтобы она была рядом, то вот она здесь, на месте!
Как приятно смотреть на эту пару – олицетворение жизни и молодости! На Шоэле белая рубашка и шелковый галстук довоенных времен. Хана прелестна; ее точеную шею украшает кружевной воротничок. Несколько мгновений они стоят молча, словно впитывая всеобщее восхищение. Затем Шоэль говорит, что безмерно рад всем собравшимся. Он благодарит их за добрые пожелания и за подарки.
– И хотя, – говорит он, – создавать семью я пока не собираюсь, и мог бы обойтись без такого количества посуды, но… – Шоэль на мгновение замолкает и лукаво смотрит на гостей, – …но если уж совершать такую глупость, как женитьба, то жениться я согласен только на этой девушке!