Неоновые Боги

Роберт Кэти

— Тогда ты будешь наказана.

— Понятно, — медленно говорю я. Значит, есть выбор. Сейчас никто не смотрит, не для кого

разыгрывать комедию. Мне не нужно быть совершенной, или доброй, или яркой, или каким-либо из ярлыков, которые я приобрела за эти годы. Осознание этого заставляет меня чувствовать головокружение и почти опьянение.

Я снова оглядываю комнату.

— Что это за место для тебя? Свобода от ярлыков?

— Это место и есть ярлык. — Когда я хмурюсь, он вздыхает. — Существует не так

много способов

удержания власти. Страх, любовь, верность. Последние два в лучшем случае непостоянны, первые трудно приобрести, если не хочешь пачкать руки.

— Как Зевс, — бормочу я.

— Как Зевс, — подтверждает он. — Хотя у этого ублюдка достаточно обаяния, чтобы ему не

приходилось пачкать руки, когда он этого не хочет.

— Ты пачкаешь руки? — Я снова оглядываю комнату, начиная понимать. — Но тогда тебе не

пришлось бы этого делать, если бы все тебя боялись, не так ли?

— Репутация — это все.

— Это не ответ.

Аид изучает меня.

— Тебе он нужен?

Так ли это? Это не требуется для нашей сделки; я уже согласилась и не

собираюсь отступать сейчас. Но я ничего не могу поделать с любопытством, которое вонзает в меня свои клыки и отказывается отпускать. Мое увлечение Аидом уходит корнями в далекие годы, но встреча с реальным человеком, стоящим за этим мифом, в тысячу раз более убедительна. Я уже догадалась о назначении этой комнаты, этой тщательно подготовленной сцены. Я хочу узнать о нем больше. Я выдерживаю его пристальный взгляд.

— Я хотела бы получить ответ, если ты готов его дать.

На мгновение мне кажется, что он не ответит, но в конце концов он кивает.

— Люди уже готовы бояться Аида. Как ты постоянно указываете, на название — бугимена

Олимпа. Я использую это, усиливаю это. — Он обводит рукой комнату. — У меня здесь эксклюзивные вечеринки для тщательно отобранных представителей верхнего города. Мои вкусы уже стали извращенными; я просто использую это пристрастие для достижения своих целей.

Я изучаю комнату, сосредоточившись на троне. Тем лучше создать более масштабный образ Аида, темного короля по сравнению с золотым Зевсом. Ни одно из изображений, которые они представляют своей аудитории, не является правдой, но я предпочитаю версию Аида.

— Итак, ты сидишь там и председательствуешь в этом логове беззакония и потакаешь своим

желаниям таким образом, что у всех, кто смотрит, дрожь страха и история, которую можно прошептать.

— Да. — Что-то странное в его голосе заставляет меня обернуться и посмотреть на него. Аид

смотрит на меня так, словно я головоломка, которую он до смерти хочет собрать. Он наклоняется вперед. — Они действительно не знают, какой ценностью ты являешься в верхнем городе, не так ли?

Я рисую свою обычную солнцеподобную улыбку на лице.

— Я уверена, что понятия

не имею, о чем ты говоришь.

— Ты зря тратишь время на этих дураков.

— Если ты так говоришь.

— Говорю. — Аид медленно поднимается.

Все, что ему нужно, — это накидка, которая будет обтекать его, чтобы завершить создаваемую им угрожающе-сексуальную картину.

— Хочешь, я покажу тебе, как пройдет наша первая ночь здесь?

Внезапно все это становится слишком реальным. Дрожь пробегает по мне, это отчасти нервы, отчасти предвкушение.

— Да, сэр.

Он смотрит на мои ноги.

— Они беспокоят тебя?

По правде говоря, они уже болят просто от того, что стоят здесь несколько минут.

— Ничего такого, с чем я не мог бы справиться.

— Ничего такого, с чем ты не могла бы справиться, — медленно повторяет он и качает головой.

— Ты воткнешь свое тело прямо в землю, если у тебя будет хоть пол шанса. Я задавался

вопросом, была ли та первая ночь исключением, но это не так, не так ли? Таково правило.

Я вздрагиваю, чувство вины пронзает меня, даже когда я говорю себе, что у меня нет причин чувствовать себя виноватой. Это мое тело. Я могу делать с ним то, что мне нужно, чтобы выжить. Если иногда моя плоть несет за это ответственность? Это цена жизни. Чтобы отвлечься от неприятного чувства, разворачивающегося во мне, я делаю еще один шаг назад.

— Я сказала, что все в порядке, и я это серьезно.

— Я поверю тебе на слово. На этот раз.

Он продолжает, прежде чем я успеваю что-либо сказать. — Но я проверю твои повязки в конце ночи, и если ты еще больше повредишь себя из упрямства, будут последствия.

— Ты невероятно высокомерен. Это мое тело.

— Неправильно. На время этой сцены это мое тело. — Он указывает на низкую сцену,

установленную в центре комнаты.

— Наверх.

Я все еще обдумываю это заявление, когда вкладываю свою руку в его и позволяю ему помочь мне подняться всего на двенадцать дюймов на возвышение. Она невысокая, но создается впечатление, что вы смотрите вниз на остальную часть комнаты. Быть выставленным напоказ.

Не имеет значения, что здесь больше никого нет, кроме нас. При мысли о том, что все стулья и диваны заполнены, мое сердцебиение ускоряется.

Аид отпускает мою руку.

— Останься там на минутку.

Я наблюдаю, как он пробирается между мебелью к неприметной двери, спрятанной за тщательно задрапированной занавеской. Через несколько секунд над помостом загорается свет. Он не особенно яркие, но в относительной темноте он сразу же закрывают мне обзор комнаты. Я с трудом сглатываю.

— Ты ведь не шутил насчет того, чтобы устроить сцену, не так ли?

— Нет. — Его голос доносится с неожиданной стороны — справа от меня и немного позади меня.