Неорационализм

Воин Александр Миронович

Возвращаясь к влиянию материального уровня на поло­вую мораль, замечу, что, исходя из определения, я не вижу, чтобы другие аспекты ее: отношение к проституции, оргиям, сексуальным отклонениям, кровосмесительству и т. п., были как либо связаны с этим уровнем. Таким образ/ом, оптималь­ная половая мораль лишь в определенных частях зависит от благосостояния общества, причем и в этих случаях она сильно зависит от него лишь тогда, когда происходит борь­ба непосредственно за выживание рода. Для уровня же современных промышленно развитых стран отношение к раз­воду и внебрачным связям также уже мало связаны с даль­нейшим обогащением.

Перейдем теперь к влиянию прочих факторов естествен­ной и творимой среды на оптимальную этику, а также заяв­лению технократов, что научно-технический прогресс решит все человеческие проблемы. Замечу, что научно-технический прогресс создал много проблем, которых раньше человечест­во не имело:

и угрозу истребления в атомной войне, и опас­ность нарушения экологического равновесия, и оторванность человека от природы и естественного образа жизни, чрез­мерную скученность и т. д. Я не против научно-технического прогресса. Я хочу лишь сказать, что всех проблем он не ре­шает, а его бурное свершение в наши дни настоятельно тре­бует решения человеческих проблем, в том числе и создан­ных самим прогрессом или обостренных им, решения с по­мощью старых добрых человеческих, сиречь гуманитарных наук и прежде всего философии и, в частности, правильной этической теории. Потому как моральное одичание и без того диких племен и моральное одичание современного че­ловечества с его атомными игрушками — это не одно и то же.

С другой стороны распространено мнение, что научно-технический прогресс виновен во всех бедах современного общества и, прежде всего, в росте преступности и деморали­зации. Принято объяснять сексуальную революцию .и порожденный ею бардак научно-техническим прогрессом и его последствиями-, что именуется словом «модернизация», призванным очевидно объяснить все и вся.

Чем отличаются условия жизни в современном промыш­ленно и научно развитом обществе от прошлых веков? Прежде всего, высоким уровнем благосостояния, влияние че­го рассмотрено выше. Далее, это увеличением свободного от производительного труда времени. Затем, увеличением психи­ческих и эмоциональных нагрузок с одновременным сниже­нием физических,. Это связанно как с изменением характера производства, так и образа жизни вне работы. Я имею в виду средства транспорта и телефон, снизившие необходи­мость ходить пешком, механизацию домашнего труда, появ­ление развлечений в виде радио, кино и телевидения, кото­рые способны как разгружать, так и нагружать психику, рост шума. Еще это оторванность человека! в больших горо­дах от природы, подверженность его влиянию разнообраз­нейших культур и течений, благодаря небывалому развитию средств информации. По этой причине появляется ощущение причаст­ности ко всему на земле и одновременно отчужденности от окружающих людей из-за уменьшения прямой и непосред­ственной зависимости в их поддержке, замененной заботой безликих общественных институтов, и благодаря общению с телевизором и т. п. Наконец, это информационный взрыв, поте­рянность, беспомощность человека в море информации, при­водящая к тому, что вместо глубокого усвоения одной куль­туры получается поверхностное знакомство с разными, с разрывом духовных и культурных традиций, с отсутствием преемственности, с заменой духовной культуры синтетичес­кой цивилизацией.

Проследить корреляцию между всеми этими факторами и реальной эволюцией этики представляется затруднитель­ным из-за краткости исторического периода, на котором они успели проявить себя. Поэтому нам остается только рассмот реть, как научно-технический прогресс и вызванные им из­менения условий жизни общества могут деформировать по­нятие этичного в оптимальной этике.

С этой точки зрения решительно не видно, чтобы мораль­ность постулатов «Не убий», «Не укради» и «Возлюби ближ­него своего» была прямо связана с уменьшением занятости, ростом шума, информационным взрывом и т. п. Опосред-ственованную связь можно усмотреть и ее таки усматривают и на ней таки настаивают те, которые объясняют деморализа­цию современною общества научно-техническим прогрессом и его последствиями. А именно, модернизация жизни приво­дит к отчужденности, отчужденность изменяет наше отно­шение к ценности жизни других людей (и надо сказать, на­шей собственной тоже) и, как следствие, изменяет представление о степени аморальности убийства, кражи, клеветы, обмана и т. д.

Прежде всего, остановимся на том, в какой степени уве­личение отчужденности в наши дни действительно обуслов­лено научно-техническим прогрессом и связанными с ним изменениями условий жизни. С одной стороны, эти изменен­ные условия безусловно способствуют отчужденности и из-за упомянутого уменьшения зависимости людей в дружеской помощи друг друга, и из-за того, что телевидение и кино заменили отчасти формы живого общения. (Исчезли прыжки вокруг костра и вождение хороводов). Но с другой стороны увеличение свободного времени увеличило физическую воз­можность общения людей вне работы, что компенсирует влия­ние кино и телевидения. (Бутылка водки на троих не исчезла и даже, кажется, возросла). Увеличение свободного времени вместе с техническими возможностями, созданными прогрес­сом, обеспечивает также гораздо большую, чем раньше, воз­можность выражать себя во всякиех увлечениях и хобби вне работы и порождает общность занятий и эмоциональных привязанностей, действующую прямо противоположно отчуж­денности. Чего стоит одно только увлечение футболом, и вообще спортом, которое порождает взрывы коллективных и даже общенациональных

эмоций, соизмеримых разве что с победой на войне в былые времена.

Кроме того, рассматривая рост отчужденности в современ­ном обществе, мы не имеем никаких оснований привязывать его только к научно-техническому прогрессу и изменяемым им условиям жизни, отвлекаясь от воздействия «новой мен-тальности», которая, опираясь на «высоконаучные» теории уговорила нас, что «все относительно», а «человек — раб своих инстинктов». Поэтому это еще вопрос, способствует ли вообще научно-технический прогресс росту отчужденности или даже наоборот, не*о даже если и способствует, то уж во всяком случае не в такой мере, как это пытаются предста­вить те, кто хочет объяснить им все беды современного об­щества.

Главное же, что отчужденность влияет на осознанное от­ношение людей к постулатам этики, т. е. на выработку ре­альной морали, но это не значит, что она влияет на внут­реннюю природу человек^а или те общественные связи, кото­рые определяют положение" постулатов «Не убий», «Не укради» и «Возлюби ближнего своего» в оптимальной этике. Последнего ниоткуда не видно, поэтому нет оснований счи­тать, что в этой части оптимальная мораль зависима хоть сколько-нибудь от изменяемой человеком среды.

Связь экономической этики со средой и прогрессом может происходить только через материальный уровень и распреде­ление благ, что мы уже рассмотрели выше.

Остается половая мораль. Здесь помимо материального уровня, нужно учесть еще влияние возросшего свободного времени, порождающее проблему скуки, и влияние возрос­ших психических нагрузок, при недостатке физических. И то и другое часто принимается за основание для пересмотра половой морали в сторону полного или частичного снятия ограничений под тем предлогом, что это решает проблему скуки и дает психическую разрядку. Последнее утверждение особенно ба­зируется на фрейдизме, который все беды человечества вывел из моральных запретов в половой сфере.

Что касается проблемы скуки, то, как было сказано выше», научно-технический прогресс не только высвобождает время человека от производительной деятельности, но и создает возможности, каких не было раньше для заполнения его. Ну а главное, нужно еще в высшей степени доказывать, что сек­суальная революция привела к большей увлекательности жизни, а не наоборот. Можно привести огромное количество свидетельств, опубликованных в печати в виде исповедей и наблюдений, показывающих, что половая неразборчивость приводит к опустошенности и даже отвращению не только к жизни, но и к себе. По сути, для многих половых револю­ционеров, увлекательна лишь сама игра в революционность, избранность, противостояние общепринятому (объявляемому, естественно, пошлым только потому, что оно общепринято). Но эта игра пропадает, как только новая революционная мо­раль принимается всем обществом. Кроме того, есть увле­кательность в соблазнении женщины, которая сопротивляется этому из-за внутренних моральных запретов. Ну, а если этих запретов нет? Ну что увлекательного в картинке, которую мне довелось наблюдать на центральной автобусной станции в Иерусалиме: стоит тип, которого не знаю и какому полу следует отнести, и хватает всех проходящих не только жен­щин, но и мужчин с предложением пойти и переспать с ним и надо полагать пойдет с любой и любым, которые согла­сятся. Не приближается ли увлекательность подобной поло­вой жизни к оананйизму? При этом я уже не говорю о" чело­веческом достоинстве, уважении и самоуважении, об образе Бога в человеке, а ведь все это, кажется, тоже входит в рассматриваемую нами целевую функцию.

Что касается психических нагрузок и разгрузок и даже психических заболеваний, как следствия моральных запретов, то эта работа не место для развернутой полемики с Фрейдом (чему должна быть посвящена отдельная книга). Я хочу от­метить лишь тот маленький факт, что в стране, где сексу­альная революция достигла наибольших результатов (США), количество «психов», т. е. людей пользующихся услугами психиатров, составляет почти половину населения. Конечно, это можно отнести и за счет роста медицинского, в частности психиатрического обслуживания, но тяжело отнести только на этот счет. Можно высказать пока предварительное (до разбора фрейдизма) предположение, что если в каких-то случаях снятие моральных запретов в половой сфере и по­могает человеку выйти из психологического кризиса,, то при этом оно отнюдь не обязательно уменьшает психологические нагрузки на связанных с ним людей (этого, судя по всему, Фрейд и не рассматривал). Поэтому, а также из-за влияния связей внутренней природы человека, вовсе не гарантирова­но, что, в конечном счете, жизнь этого человека, в смысле его психики, сложится лучше, чем если бы он пошел по более трудному пути, пытаясь преодолеть кризис без нарушения моральных запретов. Тем более это неочевидно для всего общества. (Скорее очевидно обратное). После всего, заме­тим, что когда речь идет о половой морали в оптимальной этике, это не значит, что речь идет о домостроевской морали, далеко отошедшей от оптимальной в противоположную сто­рону, сторону чрезмерного ограничения и подавления не только физиологических потребностей человека, но и очень важных духовных потребностей, как то потребность в выборе и в любви.