Неостывший лед
Шрифт:
— Какой ты добрый, братишка!
Наверное, все братья и сестры примерно так и препираются, я с Экбертом не исключение, но эти превзошли даже нас. Я встала со стула и медленно отходила назад с книгой в руках, надеясь, что про меня забудут. Бонни уже успела все сделать за меня и скорее всего ушла за горячим блюдом, пока я читала Николь.
— Куда пошла? — грубо поинтересовался Ник, пристально глядя на меня.
— За горячим, — отозвалась я, пытаясь прикинуться простушкой.
— С книгой?
Я сделала вид, что впервые увидела ее в своих руках, и состроила
— Я забыла про нее…
— Читать умеешь, а соображать нет?
Кто может посмотреть на Ника со злостью и оправдать себя тем, что такой жлоб достоин лишь этого? Только я! И опять я забыла о своем обещании сдерживаться и не привлекать внимания. Ник усмехнулся, поставил локти на стол и произнес:
— Я что-то не вижу горячего.
— А вот и оно! — За моей спиной показалась Бонни с тяжелым блюдом в руках. Проходя мимо меня, она шепнула. — Иди принеси гарнир и салат.
Демонстративно положив книгу на боковой столик, где стояла ваза с мерцающими розами, я направилась на кухню. В дверях, чуть не столкнувшись с Жаном, входящим в столовую, я быстро прошла в сторону кухни. Только там я смогла выдохнуть, пока брала в руки поднос с едой. Да, это было тяжелее, чем я могла себе представить. И дело даже не в работе, а в том, чтобы не показывать своих эмоций. Как оказывается, тяжело носить маски на лице!
Ужин трех людей, объединенных сложно невыносимым характером, на мое удивление, прошел спокойно. Никаких колкостей от Ника больше не было. Он как будто присмирел в обществе своего дяди, а Николь поддерживала разговор за столом на нейтральные темы. Только когда я подливала воды в сверкающий стакан Ника, моя рука чуть дрогнула, потому что я заметила короткий взгляд, брошенный на меня, и не обещающий ничего хорошего.
— Дядя, почему наша прислуга ходит в зеленом? — скучающим тоном поинтересовался Ник, крутя свой стакан в руке.
Жан посмотрел на меня, как будто только сейчас впервые увидел. Весь ужин он как будто был совсем не здесь и вскользь слушал болтовню Николь.
— Почему на тебе такой яркий цвет? — спросил он меня, и его вилка застыла над тарелкой в ожидании.
— А нельзя? — тихо спросила я.
— Бонни! Ты что, не рассказала этой девушке, что прислуга одевается в этом доме в серое?
Бонни испуганно застыла с графином воды в руках, и я поспешила исправить ситуацию:
— О, нет, она рассказала…
— И? — судя по тону, Жан был явно не в духе.
Все шесть пар глаз уставились на меня, а Бонни смотрела в пол.
— И… — Я разглаживала складки своего платья, пока соображала, как успешно для меня и Бонни выйти из этой ситуации. — Ну у меня нет ничего подходящего для работы. Все яркое…
— Ты собиралась на Отбор, но у тебя вся одежда яркая? — пролаял Жан, глядя на меня с яростью.
— Хм… — Только сейчас до меня дошло, что Рената мне говорила о том, что подбирала гардероб для Севера, и там были преимущественно темные цвета. Такой уж у них порядок, но еще вчера я и подумать не могла, что буду сама жить в этом порядке. — Простите. Я забыла…
Громкий звук выдвигаемого стула не предвещал
— Но, дядя, — начала было Николь, и была остановлена одним лишь жестким взглядом.
— Пойдем.
Жан прошел мимо меня, и я поплелась за ним. Позади что-то тихо шептала Бонни, Николь резким тоном отчитывала своего брата, но я ничего не различала и ни на кого не взглянула. Когда мы повернули к знакомой двери в подвал, мое сердце глухо стукнуло и замерло. Пугала ли меня темнота? Да. Темнота пугала меня необъяснимо, просто на каком то сверх метафизическом уровне. Но еще больше меня пугала потеря времени, потому что книга "Географические открытия" все еще лежала на боковом столике. Про нее все забыли, кроме меня.
— Возможно, завтра утром выпущу, а может, и нет, — сказал Жан, и стена темной комнаты начала задвигаться.
Я подняла руку и помахала свету, попрощавшись с ним надолго. Для меня настала длинная ночь, в которой не было места покою и радости.
Глава 7
Заветная дверь открылась лишь ранним утром. Жан спешил на работу и выпустил меня из заточения для того, чтобы я подала ему завтрак в столовой.
— Еще несколько таких ночевок, и станешь как шелковая, — с усмешкой произнес он, поднимаясь по лестнице.
Я посмотрела в спину Жана и представила, как ударяю по ней чем-нибудь тяжелым. Вся моя, по его мнению, шелковая натура возрадуется такому возмездию. А еще лучше посадить его самого в эту маленькую комнату на ночь, неделю, месяц, надолго-надолго! Вот тогда он, может быть, поймет, каково это, ночевать в полной темноте, когда легко мерещится всякое, устрашающее душу, ощущать, как по твоим ногам что-то ползает, а в углу кто-то шуршит.
За несколько минут я успела кое-как привести себя в порядок. На кровати лежало темно-серое платье, непонятно откуда взявшееся, но выглядевшие вполне неплохо, если не обращать внимания на его немного мрачный оттенок. К моему счастью, оно мне подошло по размеру, даже оказалось чуть свободным. Я вспомнила, что почти ничего не ела за прошедшие сутки, но аппетита после бессонной ночи, леденящей душу, да и с ползающими неизвестными тварями, совсем не прибавилось. Напомнив себе, что все страшное осталось внизу, я прикрепила брошку с белочкой на плечо и отправилась на кухню. Бонни уже все приготовила и красиво разложила по тарелкам. Мне оставалось только отнести еду в столовую.
— Как ты? — поинтересовалась женщина, вкладывая в мои руки поднос с тарелками.
— Все хорошо.
— Да как же хорошо! Еле на ногах стоишь… Ничего, сейчас накормим хозяев и сами поедим.
— Конечно! — подтвердила я и, тяжело вздохнув, направилась в столовую.
Все трое уже сидели за столом. Жан читал письмо, даже не посмотрев в мою сторону; брат и сестра негромко что-то обсуждали. Они заметили меня и перестали говорить. Николь виновато улыбнулась, как будто она была причиной моего заточения. Ник разглядывал свои ладони на столе, словно впервые видел.