Неотразимый обольститель
Шрифт:
– Вы оба с боссом Крокером присутствовали, когда мне предложили посетить этот приют и посмотреть, как они там живут. Что я и сделал. Надо иметь каменное сердце, чтобы не посочувствовать несчастным в «Вудхалле». Но одно дело – проявить отзывчивость, и совсем другое – поддержать суфражисток.
– Да, ну... если мы засомневались, то избиратели уж наверняка потеряют уверенность, – сердито глядя на Коннора, проговорил Делани. – Ни один член общества Святого Таммани не потерпит, чтобы на избирательных участках появились женщины. Заигрывать с суфражистками – это накликать несчастье.
– А что это за банк? – спросил помощник босса Мерфи. – «Барроу стейт
Коннор видел, что на лицах всех сидящих за столом отразилось недоверие, а ведь всего несколько дней назад эти лица сияли дружелюбными улыбками.
– Это все вдовушка фон Фюрстенберг придумала, пока мы осматривали пансион. Рассказы женщин ее очень огорчили, и она начала рассуждать о том, как бы им помочь. Я ничего не говорил о своем участии и, конечно, не давал никакого разрешения на использование своего имени.
Мерфи изучающе посмотрел на него.
– Значит, ты не имеешь никакого отношения к женскому банку?
Коннор еще раз прочитал проклятый заголовок.
– Абсолютно никакого. Правда, я должен признать, что заигрывание было, джентльмены. – Он очень рассчитывал на похотливый блеск в своих глазах. – Но клянусь, что я заигрывал не с суфражистским движением.
Присутствующие посмотрели друг на друга, потом отметили проникновенный взгляд Коннора, проследили за ним, уткнулись в газетные статьи, раскиданные по всему столу, и, наконец, поняв, в чем дело, один за другим вытаращили глаза. Кто-то подхватил «Геральд» и прочитал вслух: «Обворожительная миссис фон Фюрстенберг». Другой нашел во второй газете: «Величавая и элегантная миссис фон Фюрстенберг».
– Ах ты паршивец! – воскликнул Мерфи. – Ты воспользовался священным доверием избирателей, чтобы подобраться поближе к очередной юбке?
Последовала длинная пауза, во время которой сердце Коннора чуть не остановилось.
– Во дает! – завопил Делани, хлопнув его по спине.
Раздался смех, на лица мужчин вернулись улыбки. Несколько человек поднялись и, качая головами, направились к двери. Они хлопали Коннора по плечу и, выходя, обменивались друг с другом замечаниями по поводу того, на какие жертвы готовы пойти некоторые из-за женщин. Но адвокат заметил, как они переглядывались с Чарлзом Мерфи. Его явно передавали в заботливые руки помощника партийного лидера. Когда двери закрылись, он подобрался, чувствуя: все, что произошло только что, было всего лишь разминкой. А вот теперь дошла очередь до главного. Мерфи, обычно неразговорчивый, и теперь сидел молча, разглядывая Коннора и обдумывая его версию произошедшего в пансионе. Потом он взглянул на Делани и поднялся, чтобы выглянуть в окно.
– О чем ты, черт побери, думал, парень? – Делани подошел к Коннору поближе, жуя незажженную сигару. – У тебя есть платформа и партия, которая доставит тебя прямиком в конгресс. Прими мой совет – забудь про женщин до конца выборов. А сладкие речи прибереги для избирателей.
Коннор заметил угрозу в непроницаемо-темных глазах Делани и его по-бульдожьи сжатых челюстях. Затем Мерфи отвернулся от окна и послал помощника переговорить с газетчиками на улицах и скупить все оставшиеся у них номера. Когда тот ушел, Мерфи сложил на груди руки и уселся на подоконник.
– Меня назначили проследить За твоей кампанией, Барроу, – начал он. – И я сделаю все, чтобы тебя избрали. Но ты должен помогать. Больше никаких визитов в богадельни, приюты или больницы. Люди, которые там обитают, не голосуют.
– А ты никогда не задумывался о том, что, может, стоит дать им право голоса?
Мерфи нахмурился
– Они тебя растрогали, не так ли? Коннор тщательно взвешивал слова.
– Кое в чем они правы.
Помощник босса с раздражением вздохнул.
– Не будь тупоголовым, Барроу. Ты должен понимать, что так быстро поднялся в рядах нашей партии вовсе не благодаря своему обаянию или политическому чутью. Босс Крокер выпестовал тебя и подготовил для работы в правительстве, потому что ты – компромиссная фигура. У тебя голубая кровь и гарвардское образование, что устраивает «фрачное» крыло партии, и примесь простонародности, которая делает тебя приемлемым для завсегдатаев пивных баров. Нам нужны и те и другие, чтобы победить на выборах. Но ни одна из сторон не поддержит слишком мягкосердечного кандидата. Не позволяй сердцу приказывать голове – или ты упустишь свое многообещающее будущее.
И снова Коннору пришлось очень осторожно выбирать слова.
– Мое сердце не обливается кровью при виде страждущих, Мерфи. – Нахальство в его улыбке при желании могло сойти за решимость. – То, что я выслушиваю всех, не обязывает меня что-либо предпринимать. Это первый принцип политика: слушай, но ничего не обещай. У меня нет ни малейшего намерения проиграть выборы или лишиться будущего.
Мягкосердечный! Это слово крутилось у него в голове, когда он вместе с Мерфи покинул «Таммани Холл», направляясь на первое предвыборное собрание... в независимую организацию мелких торговцев. Между напоминаниями о том, кого следует запомнить и какие вопросы могут поступить для обсуждения, Коннор безуспешно пытался освободиться от напряжения, вызванного устроенной ему головомойкой.
Он много лет проработал в комитете демократической партии, где всем заправляли лидеры «Таммани Холла». Организация приняла его, когда он не имел ничего за душой, и с тех пор помогала ему вести дела и приобретать влияние. Они вырастили его, сделали из него кандидата с большим политическим будущим. Почему он позволяет, чтобы симпатии к Беатрис фон Фюрстенберг мешали его политической карьере, заставляли его пренебрегать партийными обязанностями? Как может обещание, данное женщине, с которой он познакомился всего две недели назад, сравниться по важности с теми узами, что связывают его с «Таммани Холлом»?
Мягкосердечный...
Вначале Коннор убеждал себя, что поддался шантажу со стороны Беатрис только для того, чтобы помешать ей обратиться в газеты. Но сейчас ему становилось понятно, что настоящей причиной его сотрудничества был личный интерес к самой Беатрис. Как это выразились ребята в зале заседаний? «Воспользовался священным доверием избирателей, чтобы подобраться поближе к юбке». Слишком похоже на правду. Слушая, как Мерфи представляет распорядок его предвыборной деятельности на каждый день до конца недели, Коннор ощутил, что все сжимается у него внутри. Ему надо прекратить с ней всякие отношения, и как можно быстрее. Ему предстоит избирательная кампания. Никаких больше публичных «убеждений», никаких вынужденных экскурсий туда, где царят нищета и несправедливость... Чем больше он об этом думал, тем яснее понимал, что ее драгоценный «банк» – это, возможно, решение всех вопросов. Если он поможет ей раздобыть разрешение – конечно, по-тихому, не вызывая шумихи, – то освободится от обязанностей по отношению к ней. А когда кампания закончится и он станет конгрессменом США – тут Коннор улыбнулся, – тогда появится масса времени, чтобы познакомиться получше, и, возможно, удастся изменить ее мнение о мужчинах и романтике.