Нэпман 10. Финал
Шрифт:
В глубине души я не был так уверен. Компромисс с японцами мог вызвать недовольство в Кремле. Но выбора не оставалось, нам требовалось время для укрепления позиций в Дацине, а Японии нужен способ отступить без потери лица.
Утром я отправил подробную шифрограмму в Москву, изложив результаты переговоров и обосновав принятые решения. Ответ пришел удивительно быстро: «Соглашение одобрено. Но помните: любые уступки японцам — временное тактическое решение. Стратегическая цель неизменна. И. С.»
Сталин понял и принял мою логику. Это вселяло уверенность перед следующим
Комиссия Лиги Наций прибыла через три дня после моей секретной встречи с Танакой. В ее составе находились представители пяти стран: Франции, Великобритании, Италии, Нидерландов и Швеции. Формально они должны были изучить ситуацию и подготовить доклад для Совета Лиги о «вооруженном конфликте в Маньчжурии».
Мы готовились к этому визиту с особой тщательностью. За сорок восемь часов территория вокруг штаба преобразилась. Все признаки советского присутствия тщательно замаскировали.
Техника либо перекрашена под китайские образцы, либо перемещена в укрытия. Советские военнослужащие переоделись в гражданскую одежду или форму «китайских патриотических сил», они дислоцировались как можно дальше. Документация на русском языке заменена бумагами на китайском. Даже столовую переоформили в традиционном китайском стиле.
Делегацию встречал я лично в сопровождении Хэ Луна и доктора Чжана, представлявшего генерала Фэна. Мы разместили гостей в бывшей резиденции японского коменданта, тщательно отремонтированной и декорированной в нейтральном европейском стиле.
— Господа, — обратился я к членам комиссии, — позвольте приветствовать вас от имени Объединенного командования освободительных сил Дацинского района. Мы всецело приветствуем ваш визит и готовы оказать полное содействие в установлении объективной картины происходящего.
Председатель комиссии, сухопарый француз с аккуратно подстриженной бородкой, господин Дюпре, ответил с типично французской сдержанной вежливостью:
— Благодарим за прием, мсье… простите, как к вам обращаться?
— Леонид Краснов, технический советник.
— Мсье Краснов, — продолжил Дюпре. — Наша миссия носит исключительно информационный характер. Мы собираем факты о происшедшем конфликте, чтобы представить объективную картину Совету Лиги Наций.
— Мы готовы предоставить все необходимые материалы и организовать встречи с любыми интересующими вас лицами, — ответил я.
Британский представитель, сэр Уильям Хогарт, полный мужчина с моноклем и пышными усами, скептически хмыкнул:
— Включая советских военных специалистов?
— На территории Дацинского освобожденного района нет советских военных частей, — с невозмутимым лицом произнес я. — Есть ограниченное число технических советников, работающих на основании договоров о сотрудничестве с китайской администрацией. Вы можете встретиться с любым из них.
Итальянец, доктор Риччи, молодой человек с холодным оценивающим взглядом, подался вперед:
— А как вы объясните наличие современной военной техники, включая тяжелые танки и реактивную артиллерию, которой нет даже в европейских
— Многое захвачено у японцев, — невозмутимо ответил Хэ Лун через переводчика. — Остальное получено от международных сторонников освободительной борьбы китайского народа, включая прогрессивные организации Советского Союза и других стран.
Риччи не выглядел довольным, но промолчал.
После краткого отдыха комиссия приступила к работе. Мы организовали для них насыщенную программу, тщательно продуманную для создания нужного впечатления.
Сначала посещение бывших японских казарм, где сейчас располагались «китайские патриотические силы». Солдаты, тщательно отобранные из китайских добровольцев и говорящих по-китайски советских граждан, демонстрировали безупречную дисциплину и высокий боевой дух.
Затем осмотр трофейной японской техники, аккуратно выставленной на специальной площадке. Среди действительно захваченных японских образцов затерялись несколько танков, искусно перекрашенных под японские.
— Как видите, господа, японский гарнизон располагал значительными силами, — комментировал я, проводя делегацию вдоль ряда захваченной техники. — Все это было использовано против мирного населения и перешло к освободительным силам только после ожесточенного сопротивления.
После обеда делегация встретилась с «представителями местного населения», тщательно подготовленной группой китайских крестьян и рабочих, которым предстояло рассказать о «японских зверствах» и «героической борьбе народных сил». Для достоверности среди них находились и настоящие пострадавшие от действий японской военной администрации.
Пожилой крестьянин Ван, стареющий, но еще крепкий мужчина с морщинистым лицом, обожженным солнцем и ветрами, рассказывал о том, как японцы сожгли его деревню, убив многих жителей. Его рассказ, который я уже слышал, даже без художественного преувеличения, звучал достаточно драматично, чтобы произвести впечатление на европейцев.
— Они пришли на рассвете, — говорил Ван через переводчика, его узловатые пальцы сжимались и разжимались, — требовали рис и скот. Староста сказал, что у нас ничего не осталось после предыдущего набега. Тогда японский офицер приказал привязать старосту к дереву и… — он замолчал, глаза его наполнились слезами.
Комиссия слушала внимательно, представитель Нидерландов, мягкий и интеллигентный господин ван дер Леувен, даже записывал детали в маленький блокнот.
Шведский представитель, профессор Линдгрен, попросил уточнить обстоятельства непосредственно боя за Дацин.
— Как обычным крестьянам и рабочим удалось победить хорошо вооруженный японский гарнизон?
Этот вопрос мы ожидали. Хэ Лун, выступавший как один из командиров освободительных сил, дал заранее подготовленный ответ:
— Народная война использует преимущества местного населения — знание территории, поддержку каждой семьи, каждого дома. Мы атаковали внезапно, использовали захваченное у японцев оружие, применяли партизанскую тактику. Конечно, помогли и иностранные добровольцы, и техническая помощь от друзей китайского народа.