Непонятные
Шрифт:
— Бии, каракалпакские соколы! Мы полны благих намерений! Все до единого. В народе говорят: делая добро, не останавливайся на полпути! Давайте мы так и поступим — денег побольше соберем! Часть их потратим на новую юрту для Ерназара; взгляните, как эта обветшала! Пусть Алакоза дожидается новехонькая юрта!..
— Верно, верно, вот молодец! Вот голова! Додумался! — заволновались соколы.
Бии хранили молчание, бросая друг на друга испытующие, пронизывающие взгляды. Кумар-аналык лихорадочно соображала: нет ли какого-нибудь подвоха в словах Мамыта?
— Люди! — прижала к груди руки Кумар-аналык. — Спасибо вам! За заботу вашу, за желание пособить нам! Вернется Ерназар — это и будет для, нас главным нашим богатством. И наша старенькая юрта будет для него опять что ясное небо над головой! Свобода — она для моего сына дороже самой богатой юрты!
Генжемурат сосредоточенно размышлял над тем, кому поручить сбор денег, а главное — кто осмелится преподнести их хану.
— Степняки, кто будет собирать и вручать деньги?.. Тут нужны люди, подходящие для такого случая, соответствующие… По-моему, с этим хорошо справятся Са-ипназар-бий и Мамыт-бий.
— Джигиты! — вскричал Артык. — Пусть не держат на меня обиду Саипназар и Мамыт, но я бы предложил еще Фазыла: его в Хиве уважают.
— К тем, кто собирает деньги, надо подключить еще Маулена и Шонкы — оба быстрые, шустрые! — завопил кто-то.
— Ну и умники! — поднял кулак Векторе. — Да это равносильно тому, чтобы доверить деньги ворам!
От Векторе отмахнулись как от назойливой мухи, а Зарлык, как бы продолжая вслух невеселые свои думы, вымолвил:
— Лучше всего будет, если к хану обратится Кара-кум-ишан.
Соколы дружно одобрили, поддержали Зарлыка, а Маулен-желтый добавил с несвойственной ему серьезностью:
— Друзья мои, есть две мудрости, одинаковые для всех времен. «Деньги заставляют плясать всякого» — одна. Вторая: «Золото сбивает с пути истинного даже ангела». Тащите деньги, раскошеливайтесь, и мы освободим Алакоза! А теперь на нас лежит еще одна обязанность — надо предать земле тело Сержанбая.
Толпа возле дома Алакоза стала медленно таять. Остался лишь Генжемурат да несколько наиболее доверенных соколов. К ним он и обратился сразу же:
— Джигиты, имеется еще одна мудрость! Она гласит: «На свете нельзя верить двум существам — хану и змее…» Как мы поступим, если хан не запляшет при виде денег? Если он не внемлет прошению Каракум-ишана?
— Зиндан окружает крепостная стена, она высокая, каменная, — в раздумье произнес Зарлык.
— Генжемурат, у меня и моих друзей ветер свищет в кармане. Нет у нас денег на выкуп нашего палвана. Но мы готовы, если вы позволите, рискнуть и порушить эту каменную стену, — подался вперед Векторе.
— Векторе, не лезь, не высовывайся! — оборвал его Ерназар-младший.
— Тут и без тебя хватает
Кумар-аналык показала на юго-запад. Ерназар-младший без промедления двинул своего коня в том направлении, остальные последовали за ним.
— Генжеке, ведь не зря же ты столько времени был среди русских, — почти с мольбой сказал Ерназар-младший. — Неужели они не знают способа проломить стену зиндана?
Генжемурат ехал, прикрыв глаза.
— Слыхать-то я о таком слыхал, да что толку!.. — хмыкнул он. — Был у русских великий военачальник Суворов, так его солдаты умели ловко одолевать крепостные стены и врасплох заставать неприятеля.
— Ох как нужен нам Михайлов! Он наверняка научил бы нас одолевать крепостные стены! Вот бы отыскать его! — Зарлыка переполняло нетерпеливое желание скорее приступить к делу.
Случается иногда: человек чего-то страстно, исступленно хочет — и желание его сбывается. Может ли быть что-либо выше, чем радость от исполнения желания?..
На третий день, близ Кунграда, соколы наткнулись на Аннамурата и его джигитов. Среди них находился и Михайлов. Они тут же рассказали ему о беде с Ерназаром.
Все вместе они отправились в тугаи строить стену. Потом ее, эту стену, прозвали в народе «русской стеной»…
25
Дом Саипыазара для каракалпаков превратился в Мекку. К нему тянулись все — имущие и неимущие; каждый нес, что мог: кто нес овцу, кто козу, кто связку сушеных дынь, заготовленных на зиму. Те же, у кого в доме не было даже пиалы риса и фунта масла, бросали у порога Саипназара вязанку дров: каждому хотелось быть причастным к великой народной заботе… Враги Ерназара изнывали от зависти: «До чего же люди глупы, ну овцы, да и только!.. Не родственники, не близкие, а волокут и волокут!..»
Собрано было уже много, но народ все подходил и подходил, и не только каракалпаки. Аул узбеков-шаб-базцев, расположенный на берегу Амударьи, прислал арбу с рисом и двух коров. Туркмены из Куня-Ургенча пожертвовали сорок кувшинов льняного масла и двух коней. Казахи из северного аула пригнали двух одногорбых верблюдов и пятьдесят овец… Такое зримое проявление чистой, бескорыстной дружбы поражало, волновало, умиляло каракалпаков. Однако больше всех удивил их русский рыбак. Он появился в ауле однажды, восседая на арбе.
— Гляньте-ка, русский рыбак! — воскликнул Шонкы.
Из дома важно, неторопливо выплыли Саипназар и Мамыт.
— Вот наш вклад, — русский широким жестом показал на полную арбу. — Принимайте!
— Какой такой вклад?
— От рыбаков Арала. Море нас кормит, как и вас, поэтому можно считать, кормимся мы из одного котла с вами! — Он откашлялся. — В общем, рыбаки мы! Мы прослышали, что знатный ваш джигит впал у хана в немилость и вы средства собираете, чтобы его выкупить. Мы тоже решили внести свой вклад, вот он. Меня послали к вам мои сотоварищи. Осетры здесь да новая джутовая сеть.