Непонятные
Шрифт:
9
Ерназар переживал, томился из-за того, что дело двигалось медленно, никак не удавалось ему завершить его. Не порадовали его и Зарлык с Генжемуратом: они возвратились назад с полпути. Им повстречался казах Илекей Султан Касымов, который был на службе у русского царя, и сообщил, что между Россией и Турцией началась война.
— Илекей Султан уверял нас, что поездка наша сейчас не принесет пользы, не даст результата, — пытался оправдаться Генжемурат. Он видел, что Ерназар ими недоволен, хмурится. — Нужные нам люди — все до одного —
— Ох, зачем вы вернулись с полпути, зачем? — горестно повторил Ерназар. — Зачем? Добрались бы до Оренбурга, повидались бы с Михайловым, разузнали о Тенеле и Каллибеке.
— Так Илекей хорошо всех их знает! Он сказал нам, что оба парня вместе с Михайловым пошли на войну! Михайлов взял их, потому что они очень настаивали! — вскричал Зарлык. — Илекей Султан врать не будет, он казах надежный!..
Лицо Ерназара слегка прояснилось.
— Вот молодцы! Вот и нам бы с нашими соколами подсобить русским! Хорошо было бы!
— Мы толковали об этом с Илекеем, — вздохнул наконец свободнее Зарлык. — Но он сказал, что это невозможно! Очень велико расстояние, отделяющее нас от места военных действий. И еще он нас уведомил, что отряд, который формировался нам в помощь, также бросили на войну с турками. Русские победят, сказал он, и тогда готовьтесь встречать своих освободителей!
Ерназар верил, хотел в это верить и все-таки был очень расстроен: надежда опять не оправдалась. Случилось совсем как в пословице — палка, на которую опирался, упала в бездонное море…
— Как ни утешайтесь, друзья, как ни успокаивайте себя и меня, а ветер удачи никак не дует в нашу сторону! — поник головой Ерназар.
Что пользы вздыхать попусту? — подавил вздох Зарлык. — Сам знаешь, рукой без плеча не шевельнешь!.. Нам надо плечи укреплять, плечи! Вот когда все бии дадут свое согласие на «Клятву», одобрят…
То же самое говорил и Илекей! — поддержал Генжемурат Зарлыка.
Миновала зима, пролетели весна и лето, подкралась осень, а Ерназар так и не смог еще убедить всех биев скрепить подписью и печатью «Клятву»…
Выдался ясный солнечный день; небо было чистое, без единого облачка, воздух прозрачный и свежий, — все радовало в такой день и глаз, и сердце. Алакоз решил добраться до аулов, которые раскинулись на берегу моря. К нему в попутчики напросился Бердах. Поэт трясся на своем неизменном ишаке; за спиной, как обычно, прилажен дутар.
— Бердах, ты носишь дутар, как ружье! — усмехнулся Ерназар и добавил:- Ответь мне: что лучше — долина или возвышенность? Кем быть лучше — бием или ханом?
Бердах обнажил в широкой улыбке ровные, белые как жемчуг зубы:
— Народ уже ответил на эти вопросы, Ерназар-ага, в своей песне.
В долине травы лучше, В горах воздух лучше; Бий хорош, если чинит правый суд, Хан хорош, если справедлив…Теперь
— Имеются ли весы без гирь? Такие, которым безразлично, с гирями они или без?.. — уточнил Бердах.
— Имеются! Весы, которым безразлично, сколько и чего бы на них ни положили, — это язык человека. А теперь ответь мне — где спрятаны ключи к человеческому счастью? — Ерназар замялся, потом продолжил:- В чем суть человеческого счастья?
— В правде, только в ней, — решительно мотнул головой Бердах. — Но я хотел бы продолжить мысль о языке. Случилась история с покойным отцом Фазыл-бия… Как-то на чужом пиру он сильно опьянел от настоя из мака и наприглашал к себе в гости множество людей — из тех, которые пировали с ним вместе. Гости нагрянули на следующий же день. Фазыл — он в ту пору был еще юношей, — завидя столько гостей, начал быстро вбивать в землю колья, чтобы было за что привязать их коней. Отец ему и сказал тогда: «Эй, сынок, не трудись зря! Пусть гости привязывают своих коней за мой язык!»
— Фазыл становится похожим на своего отца, — вымолвил Ерназар, после того как от души посмеялся над этой историей. — Но не будем сейчас его вспоминать! Лучше скажи-ка мне: что это за сундук, который не открывается?
Бердах подумал, подумал и ответил:
— Это, по-моему, душа человеческая, Ерназар-ага.
— Когда человек тяжко раскаивается, сильно мучается?
— Он раскаивается и мучается, когда причинил зло другому человеку. Ровно столько, сколько причинил зла, столько и страдает.
— Когда душа человека чернеет?
— Когда в ней нет правды!.. Однако… всегда ли можно сказать правду?
— Если правда похожа на ложь, лучше о ней не говорить, дорогой мой!.. — после некоторого колебания произнес Ерназар. — А какое дело неправое, вернее — безнадежное?
— Дело, которое замешено на хитрости и обмане! Оно, по-моему, безнадежное и уязвимое!.. — Бердах помолчал, помолчал, потом решительно хмыкнул и сказал:- Недавно я был на свадебном тое в одном ауле и встретил там поэта Ажинияза. Мы с ним немного поспорили. Рассудите, кто из нас был прав, а кто ошибался…
— О чем же вы поспорили?
— О поэзии. Я даже толком не разобрал, почему Ажинияз-ага начал при всех меня поучать-отчитывать: «Бердах, я давно слушаю твои песни и должен тебе заметить — язык твоих песен не благозвучен! Их трудно перелагать на музыку! Нужно заимствовать опыт Навои, Физули, Махтумкули, подражать им…» Я не стал ему возражать — он человек ученый, закончил медресе в Хиве, может, язык моих песен и впрямь груб. Я лишь попросил его спеть одну из его песен. Он запел… Но что это была за песня, что за язык?! Почти сплошь — арабские и персидские слова! Образы уже давно в зубах навязли: стан — как кипарис, лицо — луна, зубы — жемчуг, губы — мед… У него в строчке всего два-три каракалпакских слова. Разве понятен такой язык? Великий Низами говорил: «Человек подобен светильнику, до конца своих дней он должен гореть для других»… Поэт тоже человек! И он должен гореть для народа, петь о его судьбе! Петь так, чтобы люди его понимали!