Непонятные
Шрифт:
Вновь воцарилась мертвая тишина, но на этот раз она могла взорваться в любую минуту, взорваться непоправимо. Ерназар поспешил подойти к Зарлыку.
— Мудрые отцы страны! Я объявляю Зарлыка-туре великим ханом каракалпаков и преклоняю перед ним свою голову. — Он согнулся как тетива, взял подол черного халата Зарлыка и, приложившись к нему лбом, поцеловал.
Вслед за ним поднялся Генжемурат и повторил все точь-в-точь, как Ерназар.
— А теперь прошу тебя, брат мой! — Ерназар боялся, что процедура может в любой миг сорваться, и обра- тился к Ерназару-младшему.
Тот лениво поднялся, демонстрируя своим
— А ну, Мадреим, твоя очередь! — потребовал Алакоз.
Мадреим все проделал по правилам, но, возвращаясь на свое место, скорчил гримасу.
Ерназар вызывал биев одного за другим; они подчинялись — кто послушно, кто с трудом пересиливая себя. Саипназар не отважился ослушаться Ерназара, но поцеловал подол халата так, будто осушил чашу с отравой… Какая бы ядовитая змея ни извивалась, ни шипела в сердце каждого, Ерназар был доволен: он добился своего, Зарлык провозглашен ханом! Это главное, самое главное теперь, а с биями он управится! Кто попривыкнет, кто смирится, кто поймет…
— Великое, праведное дело свершилось, дорогие мои! Настала пора пожинать плоды, посеянные когда-то нашими предками! — торжественно возгласил Ерназар.
Слова его не доходили, не могли дойти сейчас до сознания биев! Все они чувствовали себя голодными, жаждавшими пищи, которую на их глазах получил лишь один…
— У нас в стране много петухов, и поэтому восход для всех нас наступал в разное время! — Генжемурат чутко уловил настроение биев. — Мы и правда совершили великое дело! Если бы наши славные предки могли об этом проведать, они из гроба благословили бы нас!
— Хе-хе-хе, наш Генжеке, видно, сквозь землю проникать умеет! — с издевкой, себе под нос, буркнул Ерназар-младший.
— От чахлого растения, выросшего в тени, не только плодов, даже зеленых листочков ждать нечего! — откликнулся Кадирмухамед и часто-часто, то ли от смеха, то ли от нервного тика, затряс своей маленькой воробьиной головкой.
Ерназара оскорбило, резануло, что бии так бесцеремонно ведут себя в присутствии хана. Он взял с дастар-хана лепешку.
— Дорогие мои, если я когда-нибудь выступлю против великого хана каракалпакской земли, предам Зарлык-хана, пусть я буду проклят хлебом! На хлебе святом клянусь ему в верности! — Ерназар приложил хлеб ко лбу, потом, спохватившись, протянул хлеб Зарлыку:- Не знаю, может быть, в других странах поступают и иначе, но пусть у нас первым произнесет свою клятву наш великий хан!
— Родные мои, уважаемые бии! — громко произнес Зарлык. Уважая свой ханский сан, он с места не поднялся. — Если двое говорят, что ты дурак, — поверь им, не возражай. Если же двое нарекут тебя ханом, подчинись, займи место хана и действуй как хан! Так говорят в нашем народе. Я подчиняюсь и готов действовать… — Зарлык чеканил слова уверенно и солидно. — Когда птица летит, опорой ей служат крылья; когда она приземляется, опора для нее — хвост. В ваших, только в ваших силах поднять меня на высоту, к небу, или опустить на землю. Я надломленная ветка большого дерева; вы же, вы станете садовниками! Вы посадите ветку в землю, чтобы она пустила корни и разрослась… Если я когда-нибудь совершу что-либо, противное воле вашей, идущее во вред народу, если я начну править без вашего совета и согласия, если я хоть чем-нибудь нанесу урон чести Каракалпакского ханства, пусть
Словно свежий ветер ворвался в шалаш. Бии расправили плечи, приободрились, повеселели. Алакоз опять поднялся с места, отвесил глубокий поклон Зарлыку:
— Великий хан, простите нас, что мы не смогли водрузить на вашу голову корону из золота! Однако каракалпакский народ превратится в стальной шлем и щит для вашей золотой головы!
— Уважение ваше для меня дороже, чем золотая корона, почтенные бии! — промолвил Зарлык и в знак признательности слегка склонил голову.
Бии один за другим повторили, передавая из рук в руки хлеб, священную клятву верности. Некоторые произносили ее неуверенно и невнятно, будто насилуя себя. Но никто не отважился увильнуть от присяги.
— Наш великий хан, — возвысил голос Ерназар-младший, приняв почтительную позу, — народ наш и кроткий, и бессильный, и упрямый, и измученный, и несчастный, и разрозненный… Но он сорок раз поклонится тому дому, где однажды отведал хлеб-соль, а тому, кто оказал ему хоть капельку, хоть с кончик иглы уважения, благодарен бывает всю жизнь… Быть может, и вы объявите нам, подданным своим, что вы предпримете в первую очередь?
Зарлык повернул величественно голову направо и налево — к Ерназару-младшему и Ерназар Алакозу: к тому, кто спрашивал, и к тому, кто должен был подсказать ему верный ответ.
Алакоз пришел ему на выручку:
— Наш великий хан, в «Клятве» есть слова о том, что наши дети будут собирать плоды с тех саженцев, что посадили наши мудрые предки… Один из этих саженцев, как вам известно, — саженец дружбы и согласия с русским царством, с русским народом.
— Сколько помню себя, существует такой обычай, — вступил в разговор Мадреим. — Если в Хиве на трон восходит новый хан, глашатаи оповещают всю страну. «Чье сейчас время? Сейчас время такого-то хана!» Нам тоже, по-моему, следует послать гонцов во все аулы. Пусть глашатаи и провозгласят: «Чье сейчас время? Сейчас время хана Зарлыка!»…
Зарлык-туре ответил быстро и решительно:
— Уважаемые бии, девушка, которая торопится выйти замуж, не будет счастлива, — это народ сказал! Хан, который гонится за славой, теряет свой авторитет, — это тоже народная мудрость! Так что спешить с глашатаями не стоит. Хан должен сначала достойно себя проявить, тогда народ сам о нем заговорит… С чего я начну?.. В нашей с вами «Клятве» есть слова насчет канала, большого многоводного канала, с этого и начнем. Не будем, однако, забывать, что в одни ножны две сабли не вмещаются. Вряд ли в Хиве нам спустят, что в Хорезме появилось еще одно самостоятельное ханство. Поэтому в первую очередь необходимо посадить наших джигитов на коней! Собрать всех их в единое крепкое войско!
— Зарлык-хан, где вы намереваетесь построить ханский дворец? — полюбопытствовал Саипназар.
— Пока что наш дворец — это седла наших коней, — строго поправил его хан.
— Наш великий хан, можете меня казнить! Долг обязывает меня рассказать об одном прискорбном случае! — взволнованно сказал Ерназар. — Я собрал под «Клятвой» все подписи, выполнил то, что было мне поручено биями. Однако… однако, когда я приехал к Фазыл-бию… Принял он меня радушно, приветливо, а потом… «Клятву» нашу он выбросил в огонь и сжег!