Неприкасаемая
Шрифт:
— Это всего лишь что-то, с чем я должна жить, — пожав плечами, закончила она. Казалось, она давно смирилась с этим фактом, он же принимать эту реальность как неизменную отказывался.
— Я единственная девственница, которую ты не сможешь добавить в свою коллекцию.
— Я никогда не спал с девственницами. — Хотя сейчас ему безумно хотелось именно этого. Прикоснуться к Даниэле… показать ей, что такое секс.
Чтобы увидеть уязвимость в её глазах, как только он войдёт в неё.
Его слова удивили её.
— Предполагается,
— В мои времена обладание девственницей означало последующую свадьбу. — Не порождай ублюдков, не срывай цветы девственниц. До тех пор, пока он следовал этим двум простым правилам, у него была возможность жить так, как он пожелает.
— Я думала, парни вроде тебя всегда охотились за несчастными девственницами, чтобы подчинить их себе.
— Женщины всегда думают, что мужчины спят с девственницами, потому что хотят их покорить.
— Ты считаешь, что вы этого не делаете?
— Нет. Покорение, определённо, важная часть. Но я верю, что истина лежит глубже: мужчинам нравятся девственницы, потому что женщины навсегда запоминают своего первого мужчину. Мужчины хотят запомниться как великолепные любовники.
— То есть, если ты не наслаждался девственницами, ты не хочешь, чтобы тебя запомнили?
Он приблизился к ней, заставив её попятиться к стене закрытого бистро. Его рука оказалась прямо над её головой, и, наклонившись к девушке, он прошептал:
— Я никогда ни боялся этого, ни желал. Я всегда знал, что меня будут помнить — не как первого, но как лучшего.
Пытаясь скрыть своё любопытство, Даниэла спросила:
— И как кто-то может быть лучшим? Если отбросить в сторону обычные причины, типа опыта.
В своей человеческой жизни Мёрдок был внимателен в постели. Он точно знал, что приносит величайшее удовольствие каждой женщине, с которой спит. И дело не в самоотверженности или бескорыстности. Как раз наоборот. Ещё в молодости он слышал, что многие говорили о нём, как об искусном любовнике, женщины сами заигрывали с ним.
В его повестке дня было соглашаться на каждое случайное свидание. Он был усерден, его действия — размерены, и он никогда, никогда не терял контроля.
Сейчас он подошёл к Валькирии ещё ближе.
— Я всегда заботился о своих женщинах, и я всегда полностью контролировал себя, способен был зайти так далеко, как хотелось им…
— Чтобы быть щедрым на заботу, — закончила она за него хриплым голосом, — ты должен был быть предан женщинам.
— Я был. — Женщинам — да, хотя никогда — одной из них. — Но это не всё. Я… — Он замолчал.
— Что? Что ты собирался сказать?
— Не хочу, чтобы ты думала… — он умолк, запуская пальцы в свои тёмные волосы. — Чёрт, на войне я сражался так же упорно, как и мои братья.
— Мёрдок, иногда история не так добра…
— Я не хочу, чтобы ты думала, будто я избегал своих обязанностей. Я всегда сражался до конца, чтобы защитить наш
— И наслаждался женщинами, — произнесла она. — Почему тебя волнует, что подумаю я?
Почему? Он не имел хорошего ответа на её вопрос. Потому что возрождение к жизни заставляет меня хотеть этого. Всё, о чём он думал и что чувствовал сегодня ночью, было продиктовано этим.
Она вернула биение его сердцу — вот что случилось. Или он просто был мазохистом, намертво приклеившимся к женщине, до которой никогда не сможет дотронуться.
Глава 19
— Я скажу, если ты расскажешь, что предложил тебе демон, — ответил Мёрдок.
— Нет, спасибо, вампир. Прошлой ночью ты и так узнал слишком много. — Дани была немногословна, всё ещё раздосадованная на вампира за то, что тот расспрашивал её.
— Ты, конечно, много рассказала, — произнёс он, — но поверил я мало чему.
— Серьёзно?
— Ты сказала, что вы не едите. — Девушка повела бровями. — А можете?
Она пожала плечами. Валькирии могли есть, но подпитываемые электрической энергией земли они не нуждались в еде, чтобы жить. Кроме того, воздержание от еды являлось чем-то вроде неотъемлемого противозачаточного средства. Её вид не стремился к продолжению рода, и любая Валькирия была бесплодна до тех пор, пока не употребляла в пищу «земную еду».
— Ты сказала, что тебе две тысячи лет, — продолжил он, задержав одетую в перчатку руку на спине девушке — и не позволяя надолго задерживаться на Дани взглядам прохожих. С тех пор, как вампир узнал об угрозе теплового удара, он, казалось, постоянно пытался проверить температуру девушки, непрестанно следил за ней, чтобы сразу заметить, если пар от её дыхания перестанет появляться в воздухе.
Такое внимание выставляло его в лучшем свете и смягчало её гнев.
— Две тысячи — это мой приблизительный возраст.
— И двое из трёх твоих родителей — Боги?
Она бросила на него нарочито холодный взгляд, который рассердил его.
— Но тогда почему они позволяют тебе страдать?
— Потому что они спят.
— Боги… спят?
— Чтобы сберечь силы. Они получают силу от молитв верующих. А когда ты в последний раз был в храме Фреи?
Он ловко отвёл её в сторону, когда полный пластмассовый стаканчик «на вынос» упал с балкона прямо над ними, а затем продолжил:
— Знаешь, чему я поверил сразу? Ты сказала, что если начнёшь целовать меня, — он расправил плечи, самоуверенная улыбка вернулась, — то вряд ли сможешь остановиться.