Неприкосновенный запас (Рассказы и повести)
Шрифт:
Она всегда ошеломляла своими вопросами. Он сказал:
– Нет.
– А перейти в другую школу можешь?
– Зачем мне переходить в другую школу?
– Значит... не можешь?
– Нет.
– Ну, ладно.
– Да скажи, наконец, в чем дело? Чем я тебя обидел? Что я тебе сделал?
Он вспылил. И каждое слово не произносил, а выстреливал. Но Таня как бы не слышала его слов.
– Ладно, - сказала она.
– Я пошла. Пока.
И она побежала на другую сторону, как бегают девочки, а не взрослые девицы.
Потом
"Она красивая, а я рыжая. Все дело в том, что я рыжая. Иначе бы Генриетта Павловна не смотрела на меня смеющимися глазами. И вообще все было бы в порядке".
Дома в коридоре Таня встретилась с Павликом. Она хотела уже пройти мимо, но он сказал:
– Подожди... Я был на концерте.
– Очень приятно, - сказала Таня.
Павлик стал чесать подбородок. Потом выпалил:
– Ты не пошла со мной, а я познакомился.
У него, видимо, с детства сохранилась интонация: у меня есть, а у тебя нет, я познакомился, а ты не познакомилась.
Таня усмехнулась:
– С кем же ты познакомился?
– С девушкой... С Ниной.
– Очень приятно, - сказала Таня, словно он сейчас знакомил ее с Ниной.
– Она красивая.
– Тебе повезло... Но почему ты мне об этом рассказываешь?
Павлик замолчал. Таня собралась идти дальше, но он удержал ее.
– Ты единственный человек, с кем можно поговорить, - сказал он, - я тебя уважаю. Я тебе буду рассказывать о ней. Хорошо?
– Как хочешь.
– Вообще-то, когда влюбишься, надо писать дневник.
– Это гимназистки писали.
– Александр Блок тоже писал дневник... Но ты зря не пошла со мной на концерт.
– Я-то тебе зачем? Думай о красивой Нине.
– Я думаю. Но лучше бы на концерт пошла ты.
– Ладно, Павлик, спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Что такое раздвоение личности? Это когда один человек превращается в двух. Но на этих двух остается один нос, одна голова, одно сердце. Разбирайся как хочешь. Можно поделить так: одному голову, другому сердце, а нос может быть общим. Словом, два человека живут в одном теле, как в коммунальной квартире. Ни разъехаться, ни разойтись. Потому что на двоих один нос.
Раздвоение Таниной личности произошло из-за Князева.
Одна Таня ненавидела его, другая - тянулась к нему. Он раздвоил Таню, расщепил, как атом.
Одна Таня говорила ему:
– Уходи!
Другая просила:
– Останься!
Получалась полная неразбериха.
Если на уроке одна Таня забывалась, другая тут же поворачивала голову и с тайным любопытством рассматривала густой бобрик, прищуренные глаза, зеленый круг Сатурна...
И вот что произошло: одна Таня забылась, другая оглянулась. Генриетта Павловна заметила, что девушка смотрит не на доску и не слушает объяснений. Некоторое время учительница наблюдала за Таней. Потом она сказала ледяным голосом:
– Вьюник, не смотри на Князева.
Она могла бы сказать: "Вьюник,
Но она сказала: "Вьюник, не смотри на Князева".
По классу покатился ядовитый смешок. Таня покраснела и посмотрела в глаза учительницы. Глаза смеялись. Они дразнили Таню, издевались над ней: "Вот я тебя подловила! Теперь я над тобой покуражусь! Ха! Ха! Ха!"
Тане захотелось вскочить и крикнуть учительнице что-нибудь обидное. Обозвать франтихой. Сказать, что она, Генриетта Павловна, влюблена в физика. Но горячий стыд так сковал девушку, что она не могла ни пошевельнуться, ни вымолвить ни слова. А смеющиеся глаза продолжали проникать во все Танины тайники и смеяться над ними. Таня опустила глаза.
– Вьюник, иди к доске, - сказала Генриетта Павловна.
Ей было мало того, что Таня опустила глаза, ей нужно было выставить девушку перед классом, чтобы все могли разглядеть Таню и смеяться.
Таня заставила себя встать. Она пошла к доске. Она шла между партами, как сквозь строй. Подошла к доске. Взяла в руки мелок.
– Пиши, - сказала учительница и стала диктовать: "Долго не находил я никакой дичи; наконец из широкого дубового куста, насквозь проросшего полынью, полетел коростель".
Таня сжала, сильнее сжала холодный мелок. Он показался ей гладким крымским камушком. Она повернулась к доске и стала писать:
"Генриетта Павловна, вы злой, холодный человек..."
– Написала?
– не оглядываясь, спросила учительница.
– Написала, - ответила Таня.
Класс замер. Смешок сгорел. Было тихо.
Учительница диктовала дальше:
– "Я ударил: он перевернулся в воздухе и упал".
Таня стиснула мел и, вдавливая его в доску, написала: "Я ненавижу вас".
Мел перестал скрипеть. Учительница решила, что Таня забыла конец фразы, и повторила:
– "...он перевернулся в воздухе и упал".
Мелок не скрипел. Генриетта Павловна повернулась к доске и прочла. Ее глаза округлились. На этот раз они не смеялись.
– Что это значит, Вьюник?
– глухо спросила учительница.
– Что ты написала?
Таня пожала плечами.
– Возьми портфель и уходи, - выдавила из себя Генриетта Павловна.
И, не дожидаясь, пока Таня уйдет из класса, стала торопливо переписывать то, что было написано на доске.
После урока Генриетта Павловна быстро вышла из класса и застучала каблучками по длинному школьному коридору. Она спешила в учебную часть. Она распахнула дверь и, подойдя к столу Михаила Ивановича, молча опустилась на стул.
Михаил Иванович запустил короткие пальцы в свалявшиеся косматые волосы и спросил:
– Вьюник?
– Вьюник, - выдохнула Генриетта Павловна.
– Что же?
Вместо ответа учительница достала листок бумаги и положила его перед завучем. Он машинально полез за очками, но так и не достал их, прочел без очков: "Генриетта Павловна, вы злой, холодный человек. Я ненавижу вас".