Неприкосновенный запас (Рассказы и повести)
Шрифт:
Женщина посмотрела на Ингу.
– Здравствуй, красавица! Ты из семьдесят пятой школы?
– Не-ет... Я из седьмой. Из второго "В".
– Тебя вожатая прислала?
– Не-ет, я сама.
– Садись, - приказала женщина.
Инга послушно опустилась на стул, который стоял около постели, и подумала: это и есть санитарка.
– Ты ко мне по какому вопросу?
– спросила хозяйка гостью.
– Я не по вопросу, - сказала Инга.
– Меня зовут Инга.
– Слышала, слышала, - оживилась
– Ты что, пришла жаловаться... на Веру?
– Я не жаловаться... я не ябеда... Но маму же никто не может заменить...
Женщина приподнялась на локте и внимательно посмотрела на Ингу. Потом спросила:
– Давно это... случилось?
– Она уже знала всю историю Инги.
– В конце лета, - сказала девочка, опустив глаза.
– Я тебя жалеть не буду.
– Верина мама приподнялась на локте.
– Я тебе так скажу: держись, девка! Держись!
– Мама тоже говорила: держись! Пусть Вера не сердится... Ей ведь тоже трудно.
– Трудно, - сказала Верина мама, - трудно со мной. Она терпит. Я сама удивляюсь, как она терпит.
– Она не терпит, - вдруг сказала Инга.
– Она любит...
Некоторое время больная женщина молчала. Потом она оживилась, и глаза ее заблестели.
– Понимаешь, Инга, случается, что одна маленькая девочка оказывается умнее пяти взрослых баб. Ты только никому этого не говори. Но имей в виду. Она любит.
– А верно, вы были на войне?
– вдруг спросила Инга.
– Это было давно.
– Вы забыли? Моя бабушка всегда забывает, что раньше было.
– Рада бы забыть, да ноги напоминают.
– Что напоминают ноги?
– Долго рассказывать...
– Расскажите.
– Я тащила на себе раненого, - сказала бывшая санитарка.
– А эти гады из миномета...
– Разве у вас не было винтовки?
– Нет.
– Почему?
– Рук не было свободных... для винтовки. Я же раненых тащила.
– Вы не стреляли, почему же они из миномета?
Старуха ответила не сразу. Она внимательно посмотрела на гостью и сказала:
– Потому что они - фашисты.
Старуха закашлялась, и лицо ее стало багровым. Потом она успокоилась и подняла глаза на Ингу.
– Подойди к этой стенке и посмотри. Фотография старая, но глаза у тебя молодые - разглядишь.
Инга подошла к стене. Из маленькой рамки на нее смотрела санитарка, в пилотке, гимнастерке, через плечо санитарная сумка с крестом. А винтовки действительно не было.
Инга долго рассматривала фотографию. Потом оглянулась.
– Возьми себе... на память, - сказала Верина мама.
– А вам?
– У меня еще есть. Если нравится - возьми.
– Нравится, - сказала Инга.
И сняла со стены старую фронтовую фотографию.
Родился месяц. Он лежал на спине, задрав острый носик вверх, и над ним, как осколочек,
Инга стояла посреди двора и рассматривала новорожденный месяц. Ей казалось, что если она крикнет, месяц отзовется тоненьким голосом.
Вечером папа увидел на стене незнакомую фотографию.
– Кто это?
– спросил папа, рассматривая фотографию.
– Фронтовая санитарка, - был ответ.
– Верина мама. В нее на войне стреляли. А у нее не было лишних рук для винтовки.
Папа внимательно посмотрел на дочь. И тогда Инга спросила:
– Почему в санитарок стреляют? Тех, кто лечит, нельзя трогать, иначе некому будет лечить.
– Ты правильно рассуждаешь, Инга, - после некоторого раздумья ответил отец.
– Но в жизни бывает иначе. Сломя голову мчится самосвал. Асфальт свежий. Шофер тормозит. Машину заносит. А для самосвала "скорая помощь" как скорлупка.
– А на войне?
– На войне, дочка, у всех есть защита. У танков - броня, у пехоты окопы, только у врачей и санитарок нет защиты. Белый халат - и никакой брони.
– А пуля не разбирает, где боец, где санитар.
– Верно. Не разбирает.
– Все равно я буду врачом, - сказала Инга. И, немного подумав, добавила: - Лучше бы маму ранило на войне...
– Почему?
– тревожно посмотрел на дочь папа.
– Она была бы раненой, но с нами. Понимаешь, папа?
Отец ничего не ответил. Он подумал, что когда была война, маме было три годика, и она не могла быть санитаркой. Но было бы хорошо, если бы она была с ними. Раненой, больной, лишь бы с ними.
Все последующее время Инга продолжала думать о Вериной маме, которая на войне была санитаркой. Инга представляла ее в белом халате и в белой косынке, идущей по полю навстречу фашистам. Она шла, а танки стреляли прямо в нее. У нее не было ни брони, ни окопа. Ее ранили, а Ингина мама приехала за ней на "скорой помощи". Почему у врачей и санитарок нет никакой защиты? Почему для самосвала "скорая помощь" как скорлупка?
Инге вдруг стало жалко Веру, словно на войне ранили ее, а не ее мать. Потом Инга подумала, какая Вера счастливая, раз у нее есть мама, пусть раненая.
Потом она подумала о молодом месяце. Наверное, когда он заснет, то погаснет. И во всем мире станет темно. Без месяца.
11
Киностудия в вечном движении. Все здесь спешат, словно перед отходом поезда. Коридоры студии людны, как улицы. Они и есть улицы, удивительного, тревожного мира кино.
В этих коридорах, как на незнакомых улицах, можно заблудиться. Можно встретить Дон Кихота или Робинзона Крузо. Они похлопают тебя по плечу и будут говорить с тобой как равные.
Коридоры - улицы киностудии, павильоны - площади.