Неприметный мистер Макхайн
Шрифт:
– В делах я всегда за ясность, - сказал он.
– Во сколько вы оцениваете смерть этого человека?
Директор написал на бумажке: "10000", потом скомкал ее в шарик.
Сэм Мэттисон не был жадным до денег. Но здесь он имел наконец свой шанс, подобный тем, что много чаще бывают у его коллег в крупных городах. Поэтому он не колебался ни секунды...
– Чем досаждает вам этот тип и что это за фамилии?
– деловито поинтересовался он.
Флетчер зло уставился на него.
– Должен же я иметь какую-то ниточку, - пояснил
Директор тяжело вздохнул.
– Глупость времен юности. В чем она заключалась, сейчас, пожалуй, несущественно. Только эти шесть могут что-нибудь знать об этом.
– Он встал и заходил взад и вперед.
– На прошлой неделе мне позвонили. Я был вынужден положить деньги...
– И вы полагаете, - спросил лейтенант, - что вымогатель и грабитель в банке - одно и то же лицо?
– Я совершенно уверен, потому что...
– директор медлил.
– Потому что?..
Директор тяжело упал в кресло и простонал:
– Потому что шантажист тоже отослал деньги назад!
– Черт возьми!
– вырвалось у лейтенанта.
– Вот именно!
– сказал мрачно директор.
– Простое вымогательство - это я бы еще вытерпел. Но тут, очевидно, лишь подготовительные меры, которые должны меня размягчить, я только не знаю еще - ради чего!
Сэм Мэттисон поднялся.
– В этом безобразии по крайней мере скрыта система. Сама цель до конца не ясна, но в систему можно проникнуть. Пока у меня больше нет вопросов.
Директор проводил гостя до двери.
– Мы оба придерживаемся мнения, что официально дело нужно закрыть, не правда ли?
Лейтенант кивнул. "Здорово он, видать, где-то нашалил, если сразу шестерых боится"...
– подумал он и распрощался.
Генри Уилкинс, двадцатипятилетний репортер уголовной хроники газеты "Мидлтон Стар", худощавый верзила с пористым лицом, бездельничал в седьмом полицейском участке в надежде на какую-нибудь сенсацию, которая может обернуться для него звонкой монетой. Ему нравилось сидеть вот тут и ждать происшествий. В рамках своей профессии Генри Уилкинс был вполне приличным, хотя и не совсем удачливым, но на редкость проницательным молодым журналистом. Опытные волки криминалистики пусть и не всегда хвалили его репортажи, но часто прислушивались к его мнению. Ну, а если уж Генри Уилкинс сидел тут и делал свое дело, то все, что вокруг него происходило, он схватывал на лету, и коли что-то намечалось этакое, он тут же был начеку, как и сейчас, когда дежуривший сержант снял трубку зазвонившего телефона и шепнул своему коллеге:
– Дядя Сэм. Интересно, чего он хочет...
Репортер, конечно, мгновенно вспомнил про ограбление банка и навострил уши. С годами он развил в себе почти невероятное искусство слышать на расстоянии голос в телефонной трубке.
– О ком? Баткинсе? Баткинс, Джеремия Джошуа. А-а, так это тот чокнутый профессор!..
– Почему "чокнутый"?
– спросила телефонная трубка.
– Да ведь это он устроил из своего дома крепость,
Из ответа репортер понял только, что лейтенант интересуется профессором исключительно по личным соображениям, и это, разумеется, удвоило его внимание.
– Баткинс... Постойте, сэр, что-то было... А, да! Позавчера позвонил один, тоже профессор - у нас ведь тут живет целая куча этих яйцеголовых! Так вот, этот спрашивал совета, что ему делать: Баткинс, видите ли, не явился к нему на еженедельный шахматный вечер. Чушь какая-то! В общем, я ему ответил, что ничем не можем помочь - у нас никто не играет в шахматы!
На сей раз репортер не уловил реакцию лейтенанта, однако из полученного ответа все стало ясно.
– Кто звонил? Минутку, я посмотрю. Вот: Чарльз Гарденер, Ричмонд-стрит, сорок два. Это все? Рад, что был вам полезен, сэр!
– Ну что же, ребятки, пожалуй, сегодня уже ничего не будет, - потянулся репортер и поплелся из комнаты.
Однако, выйдя за дверь, он быстрыми шагами направился к машине. Генри прекрасно знал "дядю Сэма": только что-то небывало важное могло задержать этого человека в бюро в такой час, а если он к тому же утверждал, что звонил всего лишь по личным мотивам, то где-то тут была запрятана грандиозная ложь.
Сэму Мэттисону не стоило большого труда выяснить, кто из людей, упомянутых в записке директора банка, помимо Баткинса, еще проживает в городе. Их оказалось двое, и в том числе упоминавшийся уже Гарденер. Он обзвонил участки и после справки из седьмого района немедленно выехал к этому Чарльзу Гарденеру.
Окна были освещены, значит, кто-то был дома. Сэм вышел из машины и позвонил. Открыл ему седовласый, тщедушной внешности старик. Лейтенант предъявил удостоверение, и хозяин пригласил его войти.
Они пришли в комнату, где, к досаде Мэттисона, кроме столика и двух кресел был только письменный стол, а вокруг, по стенам - книжные полки. Единственное место в комнате, свободное от книг, было занято портретом дружелюбно глядящего старика с растрепанными белыми патлами.
– Ваш отец?
– спросил Сэм Мэттисон, кивнув на старика.
Хозяин вежливо улыбнулся.
– В известном смысле да, - ответил он, тактично умолчав, что это Альберт Эйнштейн.
– Хотите выпить чего-нибудь? Чай, кофе или виски?
– Что вы знаете о Баткинсе?
– спросил лейтенант, оставив без внимания вопрос хозяина.
– Завтра я так или иначе снова обратился бы в полицию, - невозмутимо вежливо сказал на это владелец виллы, - хотя бесстыдный ответ, полученный мной по телефону из полицейского участка, не назовешь обнадеживающим. Это мистер Мэттисон из уголовной полиции, Джейн, - повернулся он к жене, которая в эту минуту вошла с подносом в руках.
– Моя жена.
Лейтенант кивнул.
– На случай, если вы меня не до конца поняли: я спешу!
– сказал он. Итак, что же с Баткинсом?