Непримкнувший
Шрифт:
Никита Хрущев входил во вкус власти. Его импровизации в государственных и экономических делах до поры сходили с рук. Его ядреные изречения стали возводиться в ранг марксистских истин. Он начал давать интервью иностранным корреспондентам. К нему на беседы стали приезжать лидеры различных компартий мира.
— А что? Чем я хуже других? Мы тоже не лыком шиты. В конце концов, не боги горшки обжигают.
Стремительная эволюция Н. Хрущева — от мужиковатого самобичевания: «да Хрущев говна Сталина не стоит» до царственного величия — проходила на наших глазах. Он стал критиковать румынского руководителя Георгиу-Дежа, распекал албанских лидеров Энвера Ходжу,
Мао на протяжении десятилетий обрел опыт и признание выдающегося вождя и полководца и пользовался непререкаемым авторитетом у шестисотмиллионного народа. Выходило собрание сочинений Мао, в том числе в Москве, Мао писал философские трактаты, печатал свои стихи… И сначала в узком кругу руководителей и вполголоса, а затем всё громче и публичнее Хрущев ширил и ужесточал свою критику Мао Цзэдуна. Дело дошло до разнузданной брани в адрес китайского лидера и прямых оскорблений китайского народа в многотысячной аудитории. Достаточно вспомнить знаменитое хрущевское изречение, ставшее известным всему миру: «Без штанов ходят, а тоже — кричат о коммунизме!»
В 1959 году Хрущев совершил свою долгожданную поездку в Соединенные Штаты. Он долго и бесцеремонно добивался этой поездки. Многократно заявлял на пресс-конференциях:
— Я бы, конечно, поехал в Америку с удовольствием. Но меня не приглашают…
И вот его пригласили. Вернулся он из Соединенных Штатов с настроением триумфатора. Он, Хрущев, «уладил все дела с Америкой». «Я сказал Эньзеньхауру: давайте бросим все разногласия к чертовой матери. Перевернем страницу».
Я не сомневаюсь, что внутренне Хрущев был искренне убежден: вот-де десятилетиями дипломаты до него бились с этой Америкой. Все говорили о противоречиях, разногласиях. А он, Никита Хрущев, съездил один раз в Америку и «всё уладил». Теперь этот «Эньзеньхаур» у него в жилетном кармане.
С таким настроением Хрущев, сразу после возвращения из США, поехал в Китай. Там праздновалось 10-летие КНР. Естественно, что победоносный тон и восторги Хрущева в связи с его поездкой в США встречены были Мао и его соратниками с ледяным холодом. Хрущев был взбешен и начал в самой разнузданной манере распекать и поучать китайцев по различным вопросам их внутренней и внешней политики. Сдержанно, корректно, но решительно китайцы дали отпор этим разухабистым наскокам. Хрущев обиделся, хлопнул дверью и уехал из Китая, не оставшись на празднование. С течением времени его раздражение всё усиливалось. Ведь дома тогда множились курильницы с фимиамом. Хрущев уже начал именоваться «выдающимся марксистом-ленинцем». Уже маститый философ Марк Митин готовил свою книгу, в которой он провозгласил: «Хрущев — это Ленин сегодня». А тут какие-то китайцы «без штанов» смеют ему перечить…
Это раздражение получило свое реальное воплощение в истории с советниками и специалистами из СССР в Китае.
При широкой и разносторонней помощи Советского Союза народный Китай закладывал основы социалистической индустрии, создавал демократическое государство и двигал вперед культурную революцию (без кавычек). Тысячи и тысячи советских рабочих, техников, инженеров, ученых, педагогов и других специалистов работали на стройках, на предприятиях, в лабораториях и исследовательских институтах, передавая свой опыт китайским братьям.
И вот руководство КПК поставило перед ЦК КПСС конкретный деловой вопрос, связанный с оплатой труда советских специалистов. Это был именно
— Мы для них делаем всё, а они ещё кочевряжатся из-за какой-то оплаты!..
Он распорядился (и это было санкционировано на Президиуме ЦК) немедленно отозвать из Китая всех специалистов и советников. Все виды работ на полном ходу были брошены, и все советские люди покинули Китай. Никакие доводы и увещевания со стороны китайцев не помогли. На многих стройках, предприятиях, конструкторских бюро это буквально вызвало паралич производства и нанесло экономике Китая огромный урон.
Все эти неистовства Хрущева и явились исходным субъективным фактором будущего рокового конфликта между нашими государствами.
Конечно, было бы неправильно сводить только к этому разрыв с Китаем. Здесь были и более глубокие объективные причины. Но исходным фактором субъективного порядка, который положил начало конфликта и отравил всю атмосферу китайско-советских отношений, была несомненно хрущевская разнузданность. Из всех зол, совершенных Хрущевым за «великое десятилетие» его правления, разрыв с Китаем был, пожалуй, наибольшим злом.
…Но всё это — в будущем. А пока мы, оставив в Пекине щедрые договоры и подношения, обласканные китайцами, собираемся домой.
13 октября мы покинули Пекин. С добрыми чувствами покидал я величайшую державу мира. Под крылом самолета проплывают лабиринты столичных кварталов и причудливая мозаика полей, извилистая линия Великой Китайской стены.
До свидания, чудесная страна. До свидания, добросердечные китайцы. Я ещё вернусь к вам. Обязательно вернусь. И я увижу Китай в совершенном индустриальном обличье, дышащий здоровьем и счастьем. Попутного ветра тебе, Китай!
Антипартийная группа, которой не было
Интервью Д.Т. Шепилова
Интервью записано в июле—августе 1991 в санатории «Архангельское», было подготовлено для публикации в «Правде». Однако буквально накануне его выхода Д.Т. Шепилов, которому в тот момент было уже 86 лет, пытался доработать какие-то фразы — но так и не смог принять решения хотя бы по одной строчке. Материал так и не был напечатан. Мы приводим здесь в сокращенном виде восстановленное по магнитной пленке интервью, а не «причёсанный» газетный вариант.
Корр.: Я читал ваши публикации последних месяцев, читал и ваши мемуары — и вот что странно: там нет самого интересного для современников: про июньский Пленум 1957 года, оборвавший вашу политическую карьеру. Ни слова! Давайте всё же разберемся: была антипартийная группировка или нет? Как всё это происходило?
Д. Шепилов: За какие-то месяцы до пленума я приехал в Кремль, иду — дверь открывается, кто-то выходит из кабинета Микояна. И я слышу через дверь громкий, очень возбужденный голос. Я вошел, сел; Микоян продолжает говорить: «Правильно, Николай, это нетерпимо, совершенно нетерпимо это дальше». Потом положил трубку и обратился ко мне: «С Булганиным говорил. Вы знаете, Дмитрий Трофимович, положение просто невыносимое. Мы хотим проучить Хрущева, дальше так совершенно невозможно: всё отвергает, ни с кем не считается, все эти его проекты… так загубим дело. Надо поговорить на этот счет серьёзно».