Непрямое говорение
Шрифт:
Зафиксируем еще раз: для выражения язык извлекает (т. е. не берет откуда-то со стороны, а берет «из») из неязыкового переживания доксический акт, но не в смысле заранее там именно в таком виде содержащегося, а в смысле сложения нового акта. Это сложение нового (т. е. языкового) акта требует, по Гуссерлю, в том числе трех «действий». Во-первых – специальных, не содержащихся в самом переживании, новых «поворотов взгляда», а это и есть то, что близко к имевшемуся нами в виду под логической трансформацией аттенциональных перемещений взгляда сознания; во-вторых – фиксации внимания на субъектной позиции логического выражения; и, в-третьих – использования возможности сменять в выражении изначально фиксированный «фокус внимания». Вот содержащий, как кажется, эти идеи фрагмент: «Сложить из акта душевности, в каком мы, так сказать, лишь душевно живем, стало быть не актуализуем
Ниже по тексту Гуссерля для этих осуществляемых в целях «слияния» с языком поворотов и «процедур» будет применено выразительное словосочетание – «поворачивание всего феномена в целом». Такое в целях языка поворачивание всего феномена – не аттенциональный сдвиг: аттенционально подвижны сами в себе именно акты душевного, «в каких мы лишь душевно живем», т. е. акты «вне» или «до» языка. В эмпирической жизни вполне обычно, продолжает Гуссерль, что «мы, к примеру, смотрим сразу же на несколько наглядных предметов» и «одновременно с этим совершаем синтетический акт душевного, – скажем, осуществляем единство коллективного удовольствия, или осуществляющего выбор акта душевного, акта удовольствия, осуществляющего предпочтение, акта неудовольствия, нечто отодвигающего вглубь – при этом мы вовсе даже и не переходим к тому, чтобы доксически поворачивать весь феномен в целом». И сразу далее интересующий нас главный момент: «Зато это последнее мы делаем – тогда, когда делаем определенное высказывание, к примеру, выражая свое удовольствие некоей множественностью, или чем-то одним из такой множественности, или предпочтительностью одного по сравнению с другим и т. д.».
И Гуссерлем, следовательно, предполагалось, что когда мы облекаем акты сознания, в частности, акты душевного, в языковые акты коммуникативного выражения (речь идет здесь у Гуссерля не о логической, а именно о коммуникативной сфере – о выражении своего удовольствия), мы должны доксически «развернуть» весь феномен в целом и поставить какой-либо его элемент в позицию привлеченного внимания (в логическом означивании – в позицию субъекта), по отношению к которой можно ориентировать остальные «части» и эксплицировать оценку (предицировать); при необходимости же переструктурировать элементы и эксплицировать оценку по отношению к другому элементу, следует поставить в фокус этот другой элемент, т. е. произвести смену ФВ. И Гуссерлем, следовательно, полагалось различие собственно аттенциональных сдвигов сознания и неких специально «языковых» поворотов «взгляда-внимания»: в самих актах душевного есть аттенциональная подвижность, но нет ни ФВ, ни их смен – они появляются только в языковых актах.
Многократно обращаясь к теме аттенциональных сдвигов и их модифицированного транспонирования в язык, Гуссерль обычно говорит, что дальше фиксации самих этих явлений продвигаться не будет, поскольку это выходит за рамки чистой феноменологии сознания. И в § 121 также Гуссерль оставляет тему на процитированном достигнутом месте – фактически на подступах к идее специфических языковых ФВ и их смен. Вот сразу же следующая после выше цитированного концовка параграфа: «Не приходится подчеркивать, сколь важно тщательное проведение таких анализов для познания сущности аксиологических и практических предметностей, значений и способов сознания, следовательно для проблем „истока“ этических, эстетических и иных сущностно-родственных им понятий и выводов. Поскольку же сейчас наша задача, собственно, вовсе не в том, чтобы решать феноменологические проблемы, а в том, чтобы научно вычленять главные проблемы феноменологии и, соответственно, предначертывать взаимозависящие с таковыми направления исследований, то для нас сейчас довольно того, чтобы мы довели все вещи до этого места».
Можно думать, что тем самым проблема оставляется нерешенной, оттянутой, неясной, что Гуссерль поступал так, чувствуя некоторую расплывчатость своей позиции по отношению к языку, но можно оценить эту ситуацию – как предлагается здесь – ив том смысле, что решающие исходные позиции, напротив, были намечены Гуссерлем отчетливо, во всяком случае настолько, что позволяют понять маршрут мыслившегося им дальнейшего продвижения феноменологических усмотрений в собственно языковую –
Иллюстрации
Менада в исступлении
«…верхний слой не обязан простираться над всем нижним, выражая его… Выражение – если оно должно быть верным – в подобных случаях можно было бы свершать лишь не прямо… Постоянно имеется множество возможностей непрямых выражений на “окольных путях”»
Э. Гуссерль
Джорджоне. Три философа
«Если, в конечном итоге, язык хочет что-то сказать и действительно что-то говорит, то отсюда не следует, что каждый знак несет в себе принадлежащее ему значение; из этого следует, что все знаки, когда мы их рассматриваем один за другим, указывают на одно отсроченное значение, к которому “я” все их устремляет, хотя они никогда не содержали его в себе»
М. Мерло-Понти
Караваджо. Отдых на пути в Египет
Теория языка М. Пруста – «это критика той реалистической иллюзии, которая сводится к поискам в языке верного отображения, прямого выражения действительности», критика наивности «полагающих, будто истина “буквально” выражена в речи, – что опровергается опытом извечной, универсальной, навязчивой, бессознательной лжи и лицемерия, в котором со всей очевидностью проявляется несовпадение слова, пусть даже самого “искреннего”, с внутренней “истиной” и неспособность языка обнаружить эту правду иначе, как скрывая ее, маскируя, извращая и выворачивая наизнанку, непрямым образом… “Обретенное время” окончательно погружает нас в “великолепие непрямой речи” (по выражению Джеймса), в беспредельное опосредование языка… В литературе, и не только в ней одной, нет правдивого языка вне языка “непрямого”»
Ж. Женетт
Марионеточники. XII в.
«На всех своих путях к предмету, во всех направлениях слово встречается с чужим словом и не может не вступать с ним в живое напряженное взаимодействие. Только мифический Адам, подошедший с первым словом к еще неоговоренному девственному миру, одинокий Адам, мог действительно до конца избежать этой диалогической взаимоориентации с чужим словом в предмете…»
М. Бахтин
К. Сомов. Арлекин и смерть
«Нет никакого не-риторического, “естественного” языка, который можно было бы использовать как исходную точку… Тропы – это не что-то такое, что можно по желанию добавлять к языку или отнимать у языка; они – его истиннейшая природа»
Ф. Ницше
Примечания
1
Между именем и предикатом (символизм Вяч. Иванова на фоне имяславия) //Вячеслав Иванов. Архивные Матлы и исследования. М., 1999; Антиномический принцип в поэзии Вяч. Иванова // Вячеслав Иванов. Между Св. Писанием и поэзией // Europa Orientalis, Avellino, 2004 (Матлы VIII Междунар. конф. «Вяч. Иванов: между Св. Писанием и поэзией», окт. – нояб. 2001 г., Рим); Двуголосие в соотношении с монологизмом и полифонией // Бахтинский сб. Вып. 5. М., 2004 (на основе одноименного ключевого доклада на Междунар. бахтинской конф. «Контексты Бахтина», Индианский ун-т, Блумингтон, США, дек. 1999 г.).