Нереал
Шрифт:
— Я все понял, — как можно ласковее сообщил ему я. — Большое спасибо.
И стал пробираться к выходу. Мне в горестях моих только транспортных безумцев недоставало.
— Постойте! — раздался голос, явно — вслед мне.
Голос был женский.
Я подумал, что безумец, скорее всего, жулик, и, тыкая в меня перстом одной руки, другой он добрался до кармана. И это было замечено какой-то праведной пассажиркой.
В карманах у меня обычно лежала только мелочь, даже кошелька я не заводил. Того, что мог спереть колоритный дядька, ему и на буханку хлеба
— Да постойте же! — совсем возмущенно призвал женский голос.
К счастью, трамвай подошел к остановке. И я довольно резво из него выскочил. Для чего мне идиотские разборки с сумасшедшими? De lingua stulta veniunt incommoda multa.
Выскочить-то выскочил... И задумался. Трамвай дальше делал поворот. Я мог идти параллельно рельсам, а мог спрямить путь и проскочить между домами. Но между которыми?
— Послушайте! — для убедительности меня даже за рукав дернули. Пришлось обернуться.
Это были кудрявый дядька — одетый, как оказалось, вполне прилично, в благообразный костюм, — и женщина за сорок, маленькая, кругленькая, стриженая не просто под мальчика, а именно под мальчика пятидесятых годов, с трогательной челочкой.
У нее были черные глазки — опять же, именно глазки, причем очень близко посаженные. И в них светилась какая-то восторженная настырность.
— Вы не думайте! — сказала эта крошка, норовя опять цапнуть меня за рукав.
— Я никогда не думаю, — буркнул я. Двое сумасшедших — это уже многовато.
— Нет, вы действительно не думайте! Ну, как откажешь в такой просьбе?
— Я постараюсь.
— Он вас предупреждает! — крошка странно красивым жестом указала на кудрявого дядьку, а дядька отчаянно закивал. — Он глухонемой, но ясновидец. Он увидел, что вас ждет крупная неприятность, и хочет предупредить.
Глухонемых ясновидцев мне еще не хватало!
— Это не шутка! — крошка полезла в сумочку. — Вот мое редакционное удостоверение.
Я прочитал — и уставился на нее чуть ли не с трепетом.
Это была та самая Наталья Степашина, которая раскапывала всякие жуткие истории про детей-сироток, брошенных бабушек и отчаявшихся инвалидов, вынутых из петли. Когда я работал в шестнадцатой школе, еженедельник “Отчий дом”, где она про все это писала, наши дамы просто рвали из рук. Зачем-то им нужна была еженедельная порция чужого неблагополучия...
— Я вас читал... — ну, что еще тут можно было сказать.
— Это действительно ясновидящий, — громко сказала Наталья Степашина. — Я сама о нем в “Отчем доме” писала. Только я не все понимаю, что он хочет сказать.
— Т-т-т! — подтвердил ясновидящий.
И точно — поди пойми...
Женщины, ждавшие трамвая, повернулись и уставились на ясновидца. Похоже, Степашина не упускала возможности сделать своей газете рекламу.
— Откуда он взялся? — зная способность Степашиной откапывать самые фантастические судьбы, я не сомневался, что этого
— Если бы я знала! — воскликнула крошка. — Судя по всему, он цыган. Видите — одет нормально. У кого-то, видимо, живет. Он точно так же обратился на улице ко мне, с ним была Леонтина, вот она его знает уже несколько лет и умеет переводить.
— Переводить? С чего?..
— Т-т-т! — мол, вот с чего, сказал дядька.
— Ну, он же это осмысленно ты-ты-тыкает, — объяснила Степашина. — Если ему правильно задавать вопросы, он так точно отвечает, что мороз по коже!
— Пишет, что ли? — догадался я.
— Если бы он умел писать!
— Без-гра-мот-ный?! — я посмотрел на ясновидца с большим уважением. Для того, чтобы при советской власти остаться безграмотным, нужно было проявить недюжинные способности к конспирации и подпольной работе. Не то что теперь. Теперь не повели тебя родители в школу — ну и хрен с тобой.
— Пойдемте с нами! — предложила Степашина. — Вы Иманту понравились. Он охотно составит ваш прогноз.
— Как вы его назвали?
— Имант.
— Что же это за имя такое?
Она пожала плечами. Очевидно, происхождение имени не поддавалось переводу с языка “т-т-т”. Оставалось недоумевать — как это самое имя вообще выяснили?
Дядька, который действительно сильно смахивал на сытого цыгана, оживился — стал показывать на часы, вдаль, ты-ты-тыкал на разные лады — словом, звал в дорогу.
Я и пошел. Было в этом безумии что-то, не дающее попросту отмахнуться и удрать. Тем более, что идти было недалеко. Редакция “Отчего дома” оказалась тут же, за углом.
Это был двухэтажный деревянный дом. О нем в городе ходили легенды — например, все были уверены, что до революции тут размещался шикарный офицерский бордель. Оттуда, мол, и кабинетная система на втором этаже, и большой зал внизу. Я как историк проверил эту версию и обнаружил, что до революции домовладельцем числился купец Яблочкин. Может, он и сдавал свою недвижимость под бордель, но во всяком случае не шикарный. Потому что следы офицерского притона разврата я обнаружил в месте, считавшемся тогда чуть ли не окраиной. Здание после двух войн, увы, не уцелело, и теперь там, хотите верьте, хотите нет, выстроенный в пятидесятые годы, оснащенный колоннами, фронтонами и гигантской лепниной вендиспансер.
Новые времена и “Отчего дома” не пощадили. Я знал, что многие школы сдавали помещения фирмам, сорок пятая даже умудрилась сдать один из двух спортзалов под склад, а тридцать четвертая имела свой собственный пункт сдачи стеклотары, что наводило на нехорошие мысли о тамошних нравах. Содержать двухэтажный дом редакции, очевидно, оказалось не по карману, и несколько комнат первого этажа были сданы магазину “second hand”, о чем и извещала соответствующая вывеска. Хорошо хоть вход себе секондхендовцы прорубили отдельный.