Нереальная реальность
Шрифт:
– Попер конкурента, – усмехнулся Строн. – Звездоликий у нас пророк. А какие еще пророки могут быть рядом с ним? В общем, настоящих пророков он не терпит. Мы старика приютили. И вот он пригодился. Ну что, завтра в Лабиринт?
– Договорились, – кивнул Лаврушин.
– Договорились, – скривился Комсус рен Таго. – Вы нас приперли к стенке. И мы вынуждены идти у вас на поводу. До завтра, таниане.
«Завтра» – в этом слове была какая‑то завершенность. Лаврушин поверил, что эта сумасшедшая карусель движется к завершению.
Офицер– Постарайтесь не обижаться на Комсуса, – сказал Строн.
– Как можно обижаться на него? – произнес Степан. – Он – сама любезность.
– Комсус ничего не хочет для себя. Он историк. Большой ученый. Он был моим учителем. Жил книжным червем, в мире призраков прошлого. А потом его мир разбили. И ему пришлось пережить столько, сколько не по силам человеку.
Строн задумался, его глаза затуманились.– Сейчас «Союз правдивых» во многом держится на его непоколебимой убежденности. На его несгибаемой воли. Вот только характер у него от такой роли испортился. Неудивительно. От такой жизни мы быстро учимся ненавидеть. И еще быстрее забываем, что такое сострадание и прощение…
– Да, дела‑а, – опять не к месту протянул Степан…
Строн остался с землянами. Остаток дня он был не слишком разговорчив. Расположившись за огромным столом, на котором можно было устроить небольшую дискотеку, он углубился в какую‑то книгу, отчеркивая карандашом нужные ему места.
Вечером тележка, выкатившаяся из стены, привезла кувшин с отваром, напоминающим чай и кофе одновременно. Так же на ней было несколько изысканных блюд. Вся компания предалась трапезе. И за ней Строн разговорился.
Оказалось, что он может быть веселым, интересным собеседником. Вот только все рассказы носили отвлеченный характер. О своих знакомых и о себе он не распространялся, по укоренившейся привычке не расспрашивал и о других. Неписанные правила по этому поводу грубо нарушил Лаврушин, задав лобовой вопрос:
– Строн, а откуда вы знаете Кроса?
– Это не имеет значения, – лицо Строна помрачнело, он уставился в чашку с дымящимся «кофе‑чаем».
– Извините, – смутился Лаврушин. Он терпеть не мог топтаться на больных мозолях людей.
– К сожалению, – сказал, помолчав, Строн, – для меня это еще имеет значение. Есть долги, которые мы должны заплатить. Или умереть.
Высокий стиль изложения сейчас не коробил Лаврушина. Было заметно, что речь идет о наболевшем.
– Вам действительно интересна эта история? – спросил Строн, отхлебнув отвара и окинув землян печальным взором.
– Но если вы не хотите… – смутился Лаврушин.
– А, все равно. Теперь мы идем по одному
– Вы что‑нибудь слышали о семьюстах семьях?
– Элита Джизентара, – кивнул Лаврушин.
– Была. Тысячу лет. До последних времен. Реальная власть – у семисот семей. Реальная собственность – у семисот семей. Но и ответственность за Джизентар – она тоже была у семисот семей.
– Что‑то не слишком часто они вспоминали об ответственности, – буркнул Степан.
– Как выходило… Среди них были подвижники и подонки. Злодеи и святые. Но они были основой единства Великого Джизентара.
– И вы – из одной из семисот семей, так? – спросил Лаврушин.
– Вы догадливы. Мой род по семейным преданиям берет начало от первоцивилизации.
– Грандаггоров?
– Да. Хотя, скорее всего, это сказка… Были семьсот семей. Была элита. Был Джизентар.
– И есть.
– Нет. Тот Джизентар – с немного анархистским, свободным духом, постоянно кидающейся в крайности, не жалеющий не себя, ни врагов – в нем кипела жизнь. В нем творились злодеяния, но были и высокие полеты духа. Кунан покрыл мой город льдом. Он – достойный сын своего отца.
– Отца?
– Великий Змей его отец… Придя к власти, укрепившись, конечно, Кунан уничтожил старую элиту и создал новую – из тупоголовых, преданных ему негодяев. Но во времена моей молодости семьсот семей были еще в силе, образовывали замкнутую структуру. И Крос был моим другом.
– Он тоже из семисот семей?
– Совершенно верно. Наши дома стояли по соседству в оцепленном полицейскими районе, куда не проскользнула бы и блоха, не имей она соответствующего допуска. Мы ходили с Кросом в одну школу. Как положено, оттачивали свои умы и тела, занимались планеризмом и гонками на скоростных моторных лодках. Как водится, поступили в Высочайшую школу военного искусства. Мы были молоды. Мы были глупы. Мы привыкли, в силу своего положения, не замечать ничего вокруг – ни бесконечных переворотов и заварушек, которые мало затрагивали нас, ни даже обрушившейся смертельно эпидемии Липкой простуды. Мы знали, что вскоре мы окончательно повзрослеем, и тогда придется участвовать в этих играх. Но когда это будет? Сначала надо получить офицерский чин, а затем… Как получится… Мы были защищены от всех невзгод.
– Под бронеколпаком.
– Точно. Мы не задумывались, что есть долг в высоком смысле этого слова. Мы считали, что мир вокруг нас неизменен. И что этот мир создан для нас.
Он перевел дыхание, потянулся к дистанционному пульту, нажал на кнопку, через полминуты появилась тележка с еще одним кувшином дымящегося отвара. Строн налил жидкость в чашку. Все это время земляне молчали, будто боясь потревожить рассказчика, как боятся спугнуть неловким движением пугливую птицу. Отхлебнув глоток, он продолжил рассказ.