Нереальная реальность

Стальнов Илья Александрович

Фигуры в шинелях перекрыли переулок впереди.

– Назад, – прикрикнул Степан.

И тут они с ужасом увидели, как еще одна фигура с винтовкой появилась с другого конца переулка. Беглецов взяли в клещи. Они попались какому‑то ночному патрулю.

– Сюда! – послышался тонкий детский голос.

Лаврушин рванул на него, и увидел, что в заборе не хватает несколько штакетин.

Друзья ринулись через пролом, пробежали через дворик, заставленный поленницами дров, перемахнули еще через один забор. Потом

оставили позади себя колодец – Лаврушин по привычке заправского растяпы наткнулся на ведро, шум был страшный.

Вскоре они выбежали на другую улочку. Лаврушин рассмотрел фигуру их спасителя – это был мальчонка лет десяти.

Через развалины кирпичного дома, развороченного при артобстреле, все трое пробрались во двор двухэтажного дома. Лаврушин перевел дух. Кажется, от погони они ушли.

– Я спрячу вас, – сказал мальчишка. – За мной.

* * *

Друзья сидели в тесной, освещенной керосиновой лампой комнатенке. Обстановка была бедная – грубый стол, скамьи, застеленная одеялами и подушками кровать, занавешенный тонкой ситцевой занавеской угол.

Встретила их хозяйка – дородная, приятная женщина. Она приняла их без звука, когда мальчишка сообщил, что эти люди от беляков бежали.

При тусклом свете керосиновой лампы можно было получше рассмотреть спасителя. На мальчонке был пиджак с чужого плеча, больше годящийся ему как пальто. Глаза у пацаненка живые, смышленные, в лице что‑то неестественное – слишком открытое, симпатичное. Фотогеничное. С другой стороны – так и положено в кино.

– Откуда, люди добрые, путь держите? – спросила хозяйка, присаживаясь за стол рядом с гостями.

– Из Москвы, – ответил Степан.

– Ой, из самой Москвы, – всплеснула умиленно женщина руками. И строго осведомилась: – Как там живет трудовой люд?

– Более‑менее, – пожал плечами Степан, но вспомнил, где находится, и поспешно добавил: – Война. Разруха. Эсеры разные. Империалисты душат.

– Война, – горестно покачала головой женщина. – Она, проклятая…Не взыщите, мне к соседке надо, – заговорщически прошептала она.

«Какая‑нибудь связная по сценарию», – решил Лаврушин. Дверь за ней захлопнулось. Тут настало золотое время для мальчишки. Он начал морочить гостей расспросами:

– Дядь, а дядь, а вы большевики или коммунисты?

– Большевики.

– А в Москве где работали?

– Мы с этой, как ее, черти дери… – Лаврушин пытался что‑то соврать. – С трехгорки.

– Точно, – кивнул Степан. – Трехгорная мануфактура.

– И Ленина видели?

– Видели, – кивнул Степан. – По телевизору.

– Степ, ты сдурел?

– А, то есть, – растерявшийся окончательно Степан едва не брякнул «в мавзолее», но вовремя прикусил язык. – На митинге.

В дверь постучали замысловатым узорным стуком – наверняка условным. Мальчишка побежал открывать. В коридоре послышались шорохи, приглушенная беседа. Лаврушин различал голоса – мужской и детский: «Кто такие?», «трехгорка… от солдат бежали», «Ленина видели», «большевики».

В

комнате возник невысокий, в кожаной куртке и рабочей кепке мужчина с проницательным взором и картинно открытым лицом.

– Здравствуйте, товарищи, – приветствовал он.

– Вечер добрый, – сказал Степан.

Лаврушин приветственно кивнул.

– Зовите меня товарищ Алексей, – полушепотом представился пришедший.

Друзья тоже представились. Из последовавшего разговора выяснилось: на дворе девятнадцатый год. Действие фильма происходит в центральной России, в небольшом городе, который ни сегодня‑завтра будет взят Красной Армией.

В свою очередь путешественники наплели подпольщику, что были в красноармейском отряде, их разбили, теперь пробираются к своим. Заодно, немножко приврав, рассказали о встрече с капитаном‑держимордой и дитем порока смазливым поручиком.

– Контрразведка, – сказал товарищ Алексей. – Изверги. Ну ничего, Красная Армия за все воздаст душителям трудового народа… Теперь к делу. Вы, видать сразу, люди образованные, грамоте обученные. Небось книги марксистские читали.

– Читали, – кивнул Степан. – «Капитал» там. Присвоение прибавочной стоимости – очень впечатляет. «Шаг вперед – два шага назад». Союз с середняком. Два семестра зубрил, – и едва сдержался, когда с языка рвалось «эту хрень».

Товарищ Алексей посмотрел на него с уважением.

– Нам нужны агитаторы, – воскликнул он. – Знайте, подпольный ревком действует. Мы поможем Красной армии.

– Ну и ну, – покачал головой Степан, кляня себя, что распустил язык насчет своих марксистских познаний. Но товарищ Алексей истолковал это восклицание по‑своему.

– Мы скинем ненавистных беляков. Установим царство счастья и труда. Пойдемте со мной, товарищи из Москвы, у нас сход.

Путешественников поразило, с какой легкостью им поверили. Деваться было некуда – пришлось идти.

Поплутав по ночным переулкам, друзья и их сопровождающий оказались на территории полуразвалившегося заводика. Вверх вздымалась красная кирпичная башня. Через узкий проход они протиснулись в просторное помещение, которое раньше, похоже, служило складом продукции. Оно было завалено ящиками, металлическими брусками. Керосиновая лампа отвоевала у темноты часть склада.

В сборе было человек пятнадцать. Среди них и крепкие по рабочему, фотогеничные как на подбор парни с пламенем в глазах, энергичными движениями, и пожилые седые рабочие с мудрыми улыбками. А один из присутствующих сразу не понравился – лицо мерзкое, худой как щепка, и глаза воровато бегают.

Товарищ Алексей представил путешественников как агитаторов из Москвы и открыл сход. На железную пустую бочку с громыханьем карабкались поочередно ораторы. Они клеймили империализм, белую армию, Деникина, Колчака, хозяйчиков, пьющих кровь из рабочего класса.

На бочку взобрался вихрастый, лет восемнадцати парнишка – самый пламенный и самый фотогеничный, из числа беззаветно преданных, чистых, немного наивных рыцарей революции. Звали его Кузьма. Говорил он долго и искренне. Закончил свою затянувшуюся речугу словами: