Нерушимый 10
Шрифт:
И Уругвая со Швецией не видать: седьмого июля в пять вечера они играют друг с другом в Сан-Франциско.
Теперь загудели все, запереглядывались. Я расцепил сплетенные пальцы, стало вроде даже полегче, потому смысл психовать, когда сложность противников одинакова: Англия, Аргентина. С одной разницей: проигрыш Аргентине нам простят, Англии — никогда, мы должны костьми лечь, но выиграть.
Следующей объявили сборную СССР и… Англию. Судный день для нас настанет шестого июля в Сиэтле, в пять вечера. Аргентина с Бельгией в Лос-Анджелесе сойдутся в тот же день, но в девять.
Я посмотрел
Непомнящий опомнился первым, выключил телевизор и осмотрел нас. Прищурился хитро и спросил:
— Ну что, сдаваться будем? Или вспомним им все и покажем кузькину мать?
— Вспомним! — выкрикнул Кокорин, сидящий в первом ряду, встал и повернулся в зал. — Че — зассали? Кто зассал, давайте я на ваше место пойду. Есть желающие?
В нем было столько решимости, что, казалось, он вот-вот начнет рвать на себе футболку.
— И я! — Зачем-то подняв руку, как в школе, Сэм тоже встал. — Я пойду на чье-то место!
Бесхитростный Сэм поверил, что так можно, но желающих с ними меняться не нашлось, и он расстроился, а я расстроился вместе с ним, да и за Кокорина было обидно, он играл виртуозно и поплатился лишь за свой длинный язык, на поле Саня здорово выручил бы. Микроба, вон, выпустили, а этих двоих все никак.
— Такой настрой мне нравится! — улыбнулся Валерий Кузьмич.
Слово взял Бердыев:
— Да, соперник крайне сложный. Но и Бразилия такой была! Мы же смогли!
— Зато с каким скрипом! — проворчал Карпин. — Мы ж чисто на удаче выехали! Улыбнется ли она во второй раз? — Он помотал головой.
— Уволен, — рыкнул на него Тихонов. — Не хватало сырость тут разводить. Справимся. Продержимся. Саня у нас — гений пенальти.
— Да, я спасу, главное, чтобы счет был равным, — сказал я, тоже поднимаясь. — Хоть по нулям!
Английским я владею превосходно, смогу считывать желания пенальтистов. К тому же я уже знаю, что двух с половиной часов достаточно для того, чтобы организм пришел в норму перед ЭЭГ. Осталось нам всего ничего: продержаться.
— Сделаете ничью? — обратился я к залу.
— Накидаем полную корзину! — Дзюба показал «класс».
Снова заговорил Валерий Кузьмич:
— Ну что, товарищи. Вот и наступила определенность. Завтра, пятого июля, утром мы вылетаем в Сиэтл, а уже послезавтра у нас игра. Потому тренировка сегодня, чтобы не утомиться перед ответственным матчем, на месте — скорее разминка, чем полноценная тренировка.
После Кузьмича Бердыев сказал:
— Парни, послушайте меня. Я видел много команд, и, когда выводил их на поле, точно знал, чего от них ожидать. Они могли расслабиться и сыграть чуть хуже. Напрячься — и чуть лучше. Но через голову перепрыгнуть не могли. В этот раз передо мной сборная — эквилибрист, который может трижды через голову. Потому что вы крутые. Потенциал команды только-только начал раскрываться. Я не прошу совершить чудо и подарить победу советскому народу, я прошу раскрыть потенциал. В этом нет ничего невозможного.
Ему зааплодировали
«Перед смертью не надышишься», — подумалось мне.
И следом пришла мысль, что в США, по сути, были еще одни сборы, и мы отлично сыгрались. А вообще ощущение такое, как будто мы весь год филонили, а теперь усиленно готовимся к экзаменам, которые будут шестого июля.
Подумать только! Через два дня — четвертьфинал! И я на воротах. И выиграть нужно просто кровь из носу, потому что наш противник — Англия. Не столько за нас, сколько против них большая часть мира болеть будет.
Полмира будет смотреть на меня и посылать лучи поддержки.
Аж ноги налились свинцом, и я не сразу встал, когда все начали расходиться. Еще одна мысль тревожила: до сегодняшнего дня судили честно. Как все будет в четвертьфинале? В открытую нас засуживать вряд ли будут — все-таки чемпионат мира! Но в мелочах вполне могут подгадить. Англичанка собой не будет, если так не сделает. Тем более никто не рассчитывал, что наша сборная выйдет в четвертьфинал.
Если и сейчас нас недооценивают, а победы списывают на удачу, то по крайней мере первый тайм дадут доиграть, а дальше начнется. Где мы, а где Англия!
Карпин остановился в проходе напротив меня, качнулся с пятки на носок, заведя руки за спину, и спросил:
— Выстоишь? На тебя вся надежда.
— Сделаю все, что в моих силах, и даже больше, — ответил я как можно беззаботнее.
Дальше была тренировка, прохождение пройденного уже тысячу раз, потом обед, снова тренировка, — любо-дорого посмотреть на наших орлов!
Затем ужин и ранний отбой.
В половину одиннадцатого, глядя на Нью-Йорк в иллюминатор, я жутко жалел, что не удалось посетить Брайтон-Бич, населенный нашими эмигрантами, и сравнить район, который называют маленькой Одессой, с настоящей Одессой.
И пляжи… Тут великолепные пляжи! И групперы. Вон, Коровьев опять надутый, смотрит на океан, и слюна свисает до пола.
А народ, приехавший на мундиаль, веселится, летает и ездит по городам, знакомится с девушками, гуляет на карнавалах, но больше, конечно, пьет.
Так хотелось бы побродить по Нью-Йорку, ощутить душу города. Отсюда, сверху, мало что поймешь, кроме того, что небоскребы — высоченные. Кстати, в этой реальности башни-близнецы стоят, и не было интервенции в Ирак, а Усама бен Ладен не прогремел как террорист номер один.
Все-таки эта реальность более дружелюбная, чем та, где жил Звягинцев. Подумать только, и это благодаря одному человеку!
Самолет набрал высоту, и я мысленно помахал рукой Нью-Йорку. Не знаю, вернусь ли. Хотелось бы, здесь было много хорошего, например, победа.
Ослепительно блеснул океан, разделяющий меня с Риной и моим будущим ребенком, и мы полетели над материком, над горами и равнинами, городами и поселками влекущей запретной страны.
Наши сходили с ума и, подбадривая друг друга, вели себя, как стадо молодых бабуинов, словно не на сложнейшую игру летели, а на карнавал. Иногда страшно становилось, что раскачают самолет. Интересно, эта бравада — от уверенности в себе или наоборот? Включать эмпатию я не стал — а вдруг вздумают нас проверить, как только прилетим?