Нерушимый 10
Шрифт:
Прежде, чем автобус тронулся, Бердыев взял микрофон и проговорил:
— Товарищи, попрошу минуту внимания! Понимаю, что ситуация располагает к отдыху и легкомыслию, но работа еще не закончена! Потому сразу после ужина мы отправимся в конференц-зал смотреть игру Аргентины и Бельгии. Победитель, возможно, станет нашим соперником.
— Вероятность этого, — сказал Тихонов, — тридцать три процента. У нас ведь еще Ирландия — Италия и Швеция — Уругвай. И — полуфинал.
Только он смолк, у него забрал микрофон Карпин.
— Вы только представьте! По-лу-фи-нал! У нас!
«Я вас всех люблю! — говорили его глаза, жесты, улыбка. — Каждого расцеловал бы! Да поймут неправильно и — субординация».
Валерий Кузьмич, стоящий рядом, улыбался уголками губ и смотрел на него и на нас так, как родитель наблюдает за детьми и радуется их успехам.
Автобус тронулся, и все расселись по местам.
Перед ужином мы разошлись по номерам. Я, пока ехал, пропотел и захотел переодеться. Не успела дверь закрыться, как постучали. Я подумал, что это прибежал Микроб, который не знал, куда девать радость, открыл ему.
В коридоре стоял наш третий вратарь, Максат Тойлыев, который уличал меня в сверхъестественных способностях. Опять, что ли, заладит любимую песню? Бесчисленные медицинские проверки ни в чем его не убедили?
Перекладывая из руки в руку бутылочку воды, он спросил:
— Можно?
Я посторонился.
— Ну, проходи.
— Александр, приношу свои извинения за то, что сомневался в твоем таланте. — Он чуть склонил голову.
— Брось, Макс, — улыбнулся я, стянул футболку, чтобы поменять ее на более свежую. — Забыто.
Он криво усмехнулся.
— Хоть ты и не оставишь шанса ни мне, и Полозу, никому — спасибо за игру и за победу.
— Победа у нас впереди, — я хлопнул его по спине.
Мы пожали друг другу руки. Что-то заставило меня включить «эмпатию». Больше всего на свете он хотел… играть. Стоять на воротах. И это маниакальное желание меня насторожило. Как бы гадость какую не сделал. Почему-то вспомнилось предостережение Гусака, что меня должны убить.
— Макс, — проговорил я осторожно. — Что ты задумал?
Его глаза блеснули злостью. Он хотел, очень хотел бы что-нибудь сделать, потому что считал происходящее несправедливым, но не мог, боялся. Вот же какой дотошный! Типа извинился, сообразив, что ссориться с авторитетными людьми себе дороже, но злость затаил.
Разговор с ним чуть пригасил эйфорию, появилась тревога.
В ресторане празднование продолжилось. Только поднес ложку к губам, встал Кокорин и толкнул восторженную речь о том, какие мы крутые — подразумевая больше себя. Ну а что, он герой сегодняшнего дня, ему можно, а скромность… Ну, не присуща она Кокорину. За это и расплачивается.
Просмотр игры Аргентина — Бельгия напоминал урок непослушания в классе гиперактивных детей. Народ продолжал праздновать, шуметь и отвлекаться.
— Месси! — выкрикнул Сэм голосом, пьяным от счастья. — У нас свой Месси есть!
— Че уж там! Два Месси! — поддержал его Кокорин, имея в виду Пиняева.
Опять он нарывается, намекая, что Дзюбу неплохо бы заменить
Все были уверены в очередной победе Аргентины. Южноамериканцы тоже в себе не сомневались, и с первых минут ринулись
Ситуация была спорной, но обошлось без санкций для Бельгии. Даже желтую не дали.
Так европейский «автобус» задавил красивый южноамериканский футбол.
Микроб, один из немногих смотревший игру внимательно, воскликнул:
— Не, ну вы видели? — Он оглянулся в зал. — Судью на мыло!
Трибуны с ним соглашались, ревели и свистели, требуя покарать за травму всеобщего любимца. Судья был непреклонен и не боялся проклятий, он получил четкое указание сверху. А может, просто болел за Бельгию, что менее вероятно. У меня самого негодование вскипело. Кто бы что ни говорил, я симпатизировал Месси, этому невысокому, не очень симпатичному парню, который напролом шел к своей мечте, обливался кровавым потом и таки выбился в люди. Сейчас о нем не слышал разве что глухой. Но читал — точно.
А теперь команда Аргентины обезмессина и зла. Мартинес, голкипер, лютует, рвется из ворот к арбитру, его держат трое. Тренер, Лионель Скалони, что-то пытается доказать судье, окруженный футболистами в бело-голубом, но тот непреклонен. В стороне толпятся красно-черные с виноватым видом.
Вопреки стараниям аргентинцев, Эми Мартинес вывернулся и налетел на красно-черных, расталкивая их, как кегли, за что быстро получил горчичник, и это его остудило.
Его показали крупным планом: лицо красное, ноздри трепещут, в глазах полыхает огонь. Скалони разогнал своих, размахивая руками, как регулятор дорожного движения, и игра продолжилась, но теперь судья свистел в обе стороны.
На перерыв команды ушли со счетом 0:0.
Звук пропал. В центр зала вышел Валерий Кузьмич и замер, ожидая, когда воцарится тишина. Ощущение было, словно прикручивали звук на старом телевизоре: тише, тише, еще тише, и вот уже звенит тишина.
— О чем я хочу поговорить? — сказал Непомнящий. — Все видели игру? Да. Все видели, что момент спорный. Можно было назначить пенальти, можно было хотя бы дать желтую, но судья и этого не сделал. Аргентина лишилась лучшего игрока, был спровоцирован конфликт, который наверняка закончится охотой на бельгийских фанатов на улицах города, но речь не о том…
— Судью на мыло! — крикнул Кокорин.
— Бесспорно, — согласился с ним Денисов.
Непомнящий продолжил:
— Никто бы не акцентировал внимание, если бы травмировали рядового игрока, но даже так судья не постеснялся придерживаться выгодной стратегии, не боясь, что это будет концом его карьеры. К чему я клоню, понимаете?
Все начали молча переглядываться, и он ответил сам:
— Вполне возможно, что мы окажемся на месте Аргентины. Будьте готовы сжать зубы и работать. Никаких «судью на мыло» — это удаление. Никаких потасовок с противниками! Месть — блюдо, которое подают холодным…