Нерушимый 10

Ратманов Денис

Разбег, удар! Я прыгнул, вытянув руки…

Мимо! Тоже мимо! А ведь если попал бы, мяч, летящий с такой силой, мог меня травмировать, и пришлось бы отдуваться Максу.

Снова на воротах Доннарумма. Кто против него? Только не Дзюба! Это может сделать to kerjakov, то есть промазать, как неоднократно уже делал. Фух, не Дзюба — Уткин. Дорогу, как говорится, молодым. Но кто еще? Да некому особо. У итальянцев с пенальтистами получше.

Даниил посмотрел на вратаря, на ворота, снова на вратаря, разбежался, глядя прямо… И пробил ровно между ног Доннаруммы. Точнее,

было бы между ног, если бы он не прыгнул. 2:0!

Трибуны затаившие дыхание, радостно взревели. Это не испанский, а итальянский стыд. Просто стыд и позор пропустить такой бесхитростный удар: голкипер сам себя обманул. Расчет Уткина оказался верным.

Моя очередь. Только бы силы не иссякли! Потому что против меня — очередной здоровяк, Матео Ретеги, который в этой реальности выше своего двойника на два сантиметра.

Он очень хотел унизить советского вратаря, отомстить за своего голкипера, но понимал, что я жду чего-то подобного, и колебался между верхними углами. Поскольку чаще бьют в левый, выбрал правый.

Разогнался и ка-ак долбанет! Я прыгнул как можно выше, чтобы принять мяч обеими руками, согнутыми в локтях, и распределить нагрузку. Отбил. Запястья прострелила резкая боль, особенно левое, аж слезы выступили. Я зашипел. Падая, прижал к себе руку.

Трибуны орали. Матео стоял, растопырив руки, весь его вид говорил: «Как же так? Не верю! Он и правда гений? Или мысли читает?» Как же ты прав. Читаю, блин. Но это недоказуемо.

Четвертый удар по воротам соперника. Дзюба! Давай, Артем, хоть в этот раз не начуди! Потому что я, похоже, не боец, запястье так и не проходит. Подарочек от Ретеги, месть за вратаря.

Карпин был, видимо, против Дзюбы и стоял, закрыв лицо руками. Артем выражал крайнюю степень сосредоточенности, шевелил губами, будто молился, и смотрел на ворота, как наметивший цель бык. Главное, чтобы не как тот самый баран.

Знал бы ты, Артем, как много от тебя сейчас зависит, постарался бы.

Разбег, удар! Правая «девятка», а вратарь прыгнул влево. Эх, Джанлуиджи, кто ж тебя сегодня так сглазил?!

Я улыбнулся, закрыв глаза. Забыв об усталости, набежала вся команда с диким криком, слившимся с ревом трибун. Подхватили, потащили… Всё! По пенальти — 3:0!

Мы — чемпионы.

Просто не верится. На мне повис Микроб с криком:

— Саня! Это же золото, золото, да? Я не сплю. Ущипни меня!

Набежал Сэм, подхватил Микроба, как ребенка. Потом бросил его и сгреб меня в объятиях. По его лицу катили слезы, он хлюпал носом и дышал с присвистом.

Наши все собрались в кучу, подхватили меня и давай качать и подбрасывать, орать, как сумасшедшие, вместе с трибунами. Запасные тоже скакали рядом.

Итальянцы расползлись по полю. Джанлуиджи сжал голову руками. Жоржиньо его успокаивал. Тренер расхаживал туда-сюда по бровке и гонял от себя футболистов. Наши тренеры аплодировали и улыбались. Непомнящий, похоже, тоже не сдержал слез, а молодые, Карпин и Тихонов, подбежали к нами и поучаствовали в подбрасывании меня.

— Орлы! Герои! — орал Карпин. — Ну наконец-то! Вот она, Кузькина мать в действии!

Все

были мокрые, пот катился по лицам, но теперь казалось, что белесое солнце не жарит, а приятно согревает.

Меня все не отпускали, казалось, что я во сне — все еще не верилось, и в полной мере насладиться победой мешали мысли о Дарине. Что с ней все-таки произошло? Жива ли она и мой ребенок? Поскорее бы в раздевалку! И что-нибудь съесть, а то я знатно обессилел.

Вопреки желанию, меня не поставили на землю, а понесли, как и Микроба, который, блаженно улыбаясь, почивал на лаврах.

На стадион начали стягиваться сотрудники, чтобы подготовить его для торжественной церемонии. Я обернулся на болельщиков, где полыхали красные знамена — за нас была большая часть стадиона, и это иностранцы!

Карпин обнял меня за плечи и повел к бровке, кивнул на врача-бээровца с планшетом в руках.

Я устремился к нему, спрашивая:

— Есть новости?

— Отойдем.

Пока велись приготовления, мы отошли в подтрибунное. Как только закрылась дверь, отсекая рев толпы, бээровец молча протянул планшет, где измученная и уставшая Рина махала мне рукой и говорила заплетающимся языком:

— Привет, родной. Мы живы. У нас мальчик, четыре триста, большой! Он в порядке. А игру смотреть мне не дают. Верю в победу.

Это была запись, но я шепнул:

— Мы победили. И ты, и я.

Какое же я ощутил облегчение! Словно многотонная могильная плита, прижимавшая к земле, больше не давила. Это была не просто легкость — я воспарил, ощущая себя легким, как пушинка. Ноги подкосились, и я сел на холодную плитку. Я подержу на руках сына!

Спасибо, богиня! Как же хорошо! И никакого хоррор-шоу. Теперь все будет просто замечательно! Впереди — торжественная церемония награждения и через день-два — долгожданный путь домой.

И пророчество Гусака не сбылось!

Глава 30

Троянский конь

Я даже не сразу осознал, что свисток прозвучал. Микроб первым подбежал ко мне, за ним хлынула вся команда. Меня стиснули в объятиях, я чувствовал, как колотятся их сердца, слышал крики и смех сквозь рев трибун. Бээровец с подносом пробился через толпу организаторов — на нем стояли коктейли с энергетиком, специально для нас с Микробом. Федор выхлебал один и схватил второй. Ощущая звон в теле и мозгах, я осушил свои два, кивнул врачу и улыбнулся. И только сейчас по-настоящему осознал — мы это сделали!

Микроб выпучил глаза и заорал:

— Победа-а-а! Вы понимаете? А?

Он рванул к центру поля и вместо того, чтобы упасть на газон, сделал немыслимый кульбит и приземлился на ноги. Упал на колени и заорал:

— А-а-а-а!!!

Сэм тоже рухнул на колени рядом и принялся колотить себя кулаками в грудь.

— А-а-а! — его крик напоминал рев Кинг-Конга.

Тюкавин перепрыгнул через Микроба, опершись о его плечи.

— Да-а-а!

Я тоже заорал, потому что иначе переполняющие эмоции меня разорвали бы, и отдался порыву, ведь это самое сильное, что я испытывал или испытаю.