Нешкольный дневник
Шрифт:
Майор посерьезнел:
— Ах да, я же не заплатил, а у вас вроде как деньги вперед. Сейчас.
— Вы меня не поняли, — сказал я, пересчитывая данные мне деньги. — Не те деньги. Я жду от вас, товарищ бывший майор, всего-навсего пятьдесят тысяч долларов, которые у вас тут в сейфе дома хранятся.
Майор-бизнесмен Каргин в этот момент поставил перед собой на колени Милу и, не мудрствуя лукаво, норовил засунуть ей в рот свое полунапрягшееся уже достоинство. При моих словах достоинство мгновенно обвисло. Виталик хмыкнул. Майор Каргин рыхло дернул подбородком и выпучился на меня, багровея:
— Что… что ты такое говоришь, Светлов? Как-кой… сейф? Какие деньги? Будем считать, что это только дурная шутка… армейский юмор… так сказать. Специ-фисс-кий. Не дури, Светлов…
Следующие десять минут были посвящены эквилибристическим упражнениям майора Каргина. Он упорно втолковывал мне, что Никакого сейфа, и уж тем более с пятьюдесятью тысячами долларов, у него нет, что это подлый навет и провокация, а он, да и я вместе с ним, — жертва этого навета и провокации. Каргин прыгал по стенам, как обезьяна, плакал и смеялся, рвал на груди рубаху и даже отчего-то порывался снять штаны, а когда я вынул пистолет, норовил лизнуть дуло. При этом он умудрился одной рукой подцепить бутылку водки и стал наливать мне куда-то в район ширинки, возможно, предполагая, что у меня там спрятана рюмка. Я вырвал у него водку, но он успел все-таки отпить, а потом начал орать: «И Ле-енин тако-ой молодой, и юный октябрь впе-ре-ди-и-и!..» Пришлось сунуть ему дуло пистолета в рот едва ли не на полную, отчего он выпучил глаза и начал хрипеть как удавленник. После этого сейф нашелся, но Каргин напрочь забыл код. Виталик взялся восстанавливать ему память, для чего разогрел сковороду с маслом, он вообще очень любил кулинарию, и усадил майора Каргина на эту сковороду. Сказал, что майор Каргин большой спец по задницам, недаром ему нравится их осматривать. Поэтому Виталик выразил надежду, что Каргин оценит такой раритет, как задница жареная, да еще его, Каргина, собственная. После этого память у Каргина действительно прочистилась, а я подумал, что Виталик сильно изменился за четыре года нашего знакомства, раньше он не выносил ни крика, не насилия, а тут поджарил человека, тот орал как бешеный, а Виталик и бровью не повел.
Деньги мы взяли. Их оказалось даже больше, чем говорил Шароев: не пятьдесят, а шестьдесят три с половиной тысячи. Шесть пачек по десять тысяч долларов и седьмая пачка, самая толстая, но двадцатидолларовками. Когда я перекладывал их в карманы своего пиджака, Каргин подпрыгивал, выл и умолял оставить ему хотя бы тринадцать с половиной, хотя бы три с половиной… хотя бы пятьсот долларов, иначе его жена убьет, как приедет. Это он говорил под дулом моего пистолета, и, хотя мне по плану полагалось убить его, я не смог этого сделать. Я просто вырубил его сильнейшим ударом. Виталик настаивал на том, чтобы я выстрелил Каргину в голову, но я сказал-
— Ты, Виталя, у нас известный пацифист, что ж душегуб-ствовать взялся? Помнишь, как ты ныл, когда я убил того прокурора: «Что ты наделал, Роман… что ты наделал, Роман?» А теперь — в голову.
Виталя слушал и выгребал из обнаруженной в сейфе же шкатулки золотые цацки.
И мы собрались уходить, оставив так и не попотчеванного контрольным выстрелом в голову Каргина валяться на кухне. Спустились, Мила очаровательно улыбнулась охраннику, прикрыв при этом лицо волосами. Юлик и Алексей действительно ждали нас в машине, я сел: «Гони!» Юлик наворачивал обороты спидометра, я говорил:
— В общем, так, ребята: сейчас в темпе в блядюшник Ароновны, вот вам деньги на троих, — я бросил на колени сидящего рядом со мной на заднем сиденье Виталика самую толстую пачку, в которой меньше всего денег было. Мила хлестала с горла коньячок. — Как приедем, собирайте вещички и мотайте. У вас нормально средств, чтобы новую жизнь начать. Да и Виталик натягал золота и драгоценностей у жены нашего только что общипанного красавца. С остальными деньгами я сам разберусь… Са-ам!! — чуть повысил я голос на Юлика, который, кажется, хотел возражать. — Я сваливаю, ребята. Совсем сваливаю. И вам настоятельно рекомендую то же самое сделать. Скоро такое начнется, что вам мало не покажется! Если вовремя моему совету не последуете.
— А что такое? — всполошился Виталик, пытаясь воровато припрятать деньги. Алексей этот ушлый маневр его приметил и начал вытаскивать
Я рассвирепел и стал высказывать Виталику, что он, по сути, как был тюремной шавкой, так ею и остался. Пока мы с ним так мило изъяснялись, подъехали к коттеджу Нины Ароновны. Я перестал препираться, и хоть Виталик продолжал бормотать по моему адресу какие-то ругательства, я молчал. Огромный трехэтажный коттедж был освещен только с одного крыла, а второе тонуло в темноте. При виде этих темных, безжизненных окон холодным сжало сердце. Неосознанная, слепая тревога. Юлик еще не успел зарулить во двор, а я уже выпрыгивал на малом ходу и мчался к входной двери. Я промчался по коридору, время от времени натыкаясь на косяки, и ворвался в ярко освещенный холл. Тут на диване сидели три девчонки и курили. Меня они встретили смехом и словами:
— Рома, тебя Ароновна ждет.
— Просто мечется, и зад, и перед чешет!
— Ты уж ее хорошенько отбуравь, вознагради за долготерпение!
По тому, как громко они это выкрикивали, Нины Ароновны поблизости не было, и потому я на свой страх и риск спросил:
— Катька у себя? Павлова в смысле? Где она?
Девочки замолкли. Потом Ирка Куделина сказала:
— Ты знаешь, Рома, ее Ароновна уволокла. Злая, как сволочь. Потом Ароновна тут металась, а вот Катьку никто не видел.
У меня внутри словно что-то оборвалось. Я проскочил холл, заглянул в Катькину комнату. Она была пуста. В ванной мылась Ленка, Катина соседка по комнате. Я сорвал дверную ручку и ввалился внутрь, а потом отдернул занавеску и гаркнул в лицо нежащейся в ароматной пене Ленке:
— Катя где?
Она испугалась. Погрузилась едва ли не по самые глаза в пену и пробулькала: «Рома, а я не знаю. Я пришла, а ее не было. Я думала, она на вызов уехала. Я сама только что от клиента… вот, моюсь, вонючий черт…»
— Катя?!
Я выпучил глаза, и тут за моей спиной раздался тихий голос:
— Здесь я, Рома.
— Катька, что с тобой? — Я начал тормошить ее. — Ты что, опять под наркотой? Я же просил тебя быть в норме! Я же просил, чтобы ты была готова, как я за тобой приеду…
— Рома, ты меня обманул.
Она села в кресло и прикрыла рукой глаза. Я прикрыл дверь в ванную и сел прямо перед ней на корточки. У нее в лице ни кровинки. Губы бескровные, ненакрашенные, шевелятся беззвучно — будто сама с собой разговаривает и никого больше не слышит и не может слышать. Мне почему-то бросились в глаза ее хрупкие плечи, невесомо тонким платьем обтянутые. Запершило в горле от волнения. Не думал, что могу так волноваться перед девушкой, особенно если девушка эта — опытная, много повидавшая элитная проститутка. Непонятно к чему в голову полезли цифры Катиных гонораров последних лет, я подумал, а почему, собственно, она живет в этом пусть шикарном, но общежитии, а не имеет отдельной квартиры, все равно работает на заказах из центра. Ведь все звезды нашего досугового, а их было четыре или пять, одна за другой выехали из коттеджа. Две купили квартиры (одна — в Барселоне), две переехали на кладбище. Катя, образно говоря, оказалась как-то на промежутке между квартирой в Барселоне (Париже, Милане) и кладбищем.
К кладбищу, думаю, она все-таки была ближе. Кокаин, еще я узнал — морфий, от Фила Грека. Валиум, кваалюдес — она любила кидаться этими мудреными словечками. Это лее объясняло, почему у нее квартиры нет. За день иногда по полтысячи долларов уходило у нее на наркоту. И сегодня, наверно, угрохала неслабо, если у нее такое лицо было. «Ты меня обманул, Рома».
— Катя, ты совсем с головой не дружишь! Совсем…
— Ты меня обманул, — перебила, — ты не со мной должен был лететь, ты с Ароновной должен был лететь. Я слышала ваш разговор. Я Ароновне сказала, что все знаю. Она сказала, что да, сука, мы с ним улетаем в Париж А меня ты обманывал, нарочно говорил, чтобы я тебя не выдала. Ты что, Рома… разве я тебя выдам.