Несколько шагов до прыжка

Val. Ekkert

Захотелось позвонить Серафине и пригласить её выпить. Доехать до дома, оставить автомобиль на стоянке, вызвать такси… Нет, разумеется: посвящать её или ещё кого-то в свои мысли и планы Персиваль и помыслить не мог. Но разговор с подругой был ему сейчас, пожалуй, жизненно необходим.

Прежде чем потянуться к гарнитуре за ухом, он привычно кинул взгляд на подставку для телефона и замер, вместо мобильника увидев там пустоту.

Нахмурившись, он съехал на обочину и остановился. Охлопал карманы, залез в сумку на соседнем сиденье — тщетно. Значит, он, старый болван, банальнейшим

образом забыл телефон на катке.

Выругавшись ещё раз, покрепче, Персиваль снова завёл машину и поехал до ближайшего разворота.

Серафине он теперь, конечно, звонить не будет, но сидеть совсем без связи до завтрашнего дня не мог физически.

«Поделом тебе, Перси, — мрачно попенял он себе на полдороге обратно. — Меньше будешь думать всякие глупости».

И фыркнул в ответ на эту мысль. Потому что хорошо знал, что не будет.

…Уже подходя к тренерской, Персиваль как вкопанный остановился посреди тёмного коридора. Доносящуюся из-за двери музыку он узнал бы, разбуди его в два часа ночи. Может, даже и во сне бы узнал. Чардаш Витторио Монти, вот в этом конкретном исполнении — именно под него Персиваль катал свою произвольную программу в девяносто восьмом, именно с этой программой выхватил из-под носа Геллерта Гриндельвальда Олимпийское золото того сезона. Геллерт, будучи до этого момента действующим чемпионом мира, на второй ступеньке пьедестала стоял с крайне озадаченным выражением лица — впрочем, Персиваль на своей первой тоже, фотографии не врали. Геллерта называли Олимпийским чемпионом загодя, ещё до соревнований — и тут…

Газеты захлёбывались и восторгались. Персиваль не хранил ни одной: в какой-то момент отвёз всё к родителям и попросил не вспоминать. Столько шелухи, бреда и слащавых восторгов он в свой адрес больше не помнил. И не хотел помнить. И вспоминать тоже.

Звук был совсем тихий, но довольно отчётливый. А ещё — искажённый. И музыка перемежалась аплодисментами и выкриками.

Выкрики эти Персиваль тоже помнил неплохо.

Стараясь ступать неслышно — хотя и не мог бы объяснить, зачем — он подошёл к двери вплотную и медленно открыл её, толком не зная, что ожидает увидеть.

Впрочем, этого и не ожидал.

Лампы не горели — всё помещение было освещено лишь экраном ноутбука. За столом, пристально глядя перед собой, сидел Ньют. Наушники демонстративно лежали рядом — когда-то выяснилось, что он терпеть не может слушать музыку в них, и надевает только тогда, когда не один. Поскольку не один он оказывался часто, всегда носил с собой. Но не любил.

Понять, что он смотрит, можно было, даже не видя экран.

Персиваль втянул воздух сквозь зубы, медленно выдохнул и шагнул в комнату.

Ньют вскинул голову, быстро щёлкнул мышкой и захлопнул компьютер — как будто его поймали на чём-то запретном. Нет, Персиваль, безусловно, не любил вспоминать восторги почти двадцатилетней давности, но за просмотр денег не берут. Да и Ньют, в принципе, знал его отношение к тем событиям, и вряд ли стал бы восхищаться.

— Я забыл телефон, — зачем-то решил объясниться Персиваль.

— Я смотрел на твой сальхов, — одновременно с ним выпалил Ньют.

Они замолчали. Ситуация неожиданно начала

казаться Персивалю настолько дурацкой и даже абсурдной, что он подавил желание расхохотаться. Ньют вряд ли бы принял это на свой счёт, но рисковать — особенно сейчас — не хотелось.

Ну и как с ним говорить-то теперь?

А как обычно, Персиваль, как обычно. Никакой смены манер. Фальшь Ньют мгновенно учует, он у тебя умница.

К слову сказать, сегодня пресловутый сальхов получался у него лучше, чем накануне. Недокрутов за всю тренировку Персиваль насчитал только три. Не в пример меньше, чем обычно.

Грело душу осознание того, что они оба понимали: нужно стремиться к совершенству. Даже если проблема Ньюта была в том, что во время тренировок или разминок ему не хватало льда из-за других спортсменов, а во время проката — хватало, это не повод махнуть на проблему рукой.

— И как? — Персиваль щёлкнул выключателем, поморщился от внезапно вспыхнувшего света и сел на диван. Ньют напротив скорчил неповторимую рожу, отнимая руку от лица:

— Предупреждать надо. Как… Впечатлён. И хочу задать тебе пару вопросов. Если ты не против, конечно.

И улыбнулся. Немного застенчиво и одновременно — с вызовом. Как только умудрился?..

Персиваль неожиданно для себя вернул улыбку. Возможно, он зря себя накручивает, и всё окажется проще, чем ему представлялось. Если он продолжит внимательно наблюдать.

— Я весь внимание, — заверил он, стягивая куртку.

Телефон и поездка домой могли легко подождать.

Ньют вылез из-за стола и уселся с ним рядом. Возможно, устал сидеть на довольно жёстком стуле. Возможно, ему было некомфортно смотреть на Персиваля сверху вниз. Возможно, что-то ещё — но вряд ли ему вдруг захотелось оказаться поближе. Это было бы слишком хорошо.

— У тебя правда очень короткая дуга во время захода, — заговорил Ньют, привычно глядя Персивалю в лицо. Всегда, когда разговор шёл о чём-то важном, он смотрел прямо. — И я не очень понимаю, как тебе хватало энергии, набранной на таком малом расстоянии.

Персиваль прикрыл глаза. Тянуло представить, что они разговаривают… не в тренерской, а где-нибудь… да хоть на диване в кафе Ковальски. Или в каком-нибудь другом кафе. Или у кого-то из них дома. Светло, тепло, никуда не нужно спешить, можно спокойно обсудить прыжок… и не прыжок — тоже.

— Персиваль, — чуть встревоженный голос Ньюта вернул его в реальность, — если ты устал, давай отложим, ладно? Мне кажется, ты засыпаешь на ходу, а тебе ещё за руль садиться.

Заботливый…

Сердце легонько сжалось.

Глаза пришлось открыть. И качнуть головой, и улыбнуться как можно более искренне:

— Я задумался, не более того. Сам понимаешь, это было восемнадцать лет назад. Во многом благодаря этой дуге я и выехал тогда на золото. Ты верно говоришь: чем короче, тем сложнее. И именно поэтому мы выбрали тогда сальхов.

— Понимаю, — Ньют кивнул, сцепляя руки в замок между коленей, — но всё-таки, Персиваль, как?

— Я же объяснял, — он подавил вздох, — совсем слегка разворачиваешься в обратную сторону перед самым отрывом. У тебя таким образом остаётся запас на вращение.