Несломленный. Находим силы, падая в бездну. Практики исцеления для тех, кто пережил психологическую травму

Макдональд Мэри-Кэтрин

Начать все сначала. Переосмыслить травму

Эта базовая человеческая потребность обращаться к другим и получать от них помощь нашла отражение в новом определении травмы, которое предложил Роберт Столороу, блестящий философ и психолог. Он определяет травму как любое переживание (острое или хроническое), которое соответствует следующим двум критериям: эмоции, которые оно вызывает, являются (или становятся) невыносимыми; оно не находит эмоционального приюта. [54]

54

Роберт Столороу. Травма и человеческое существование. Автобиографические, психоаналитические и философские размышления. М.: Когито-Центр, 2016. Пер. Л. А. Длужневской, И. Г. Длужневского.

Это

очень убедительное определение, поскольку, если вы пытаетесь понять, есть ли у вас травма, вам нужно ответить всего на один вопрос: было ли это переживание (или стало ли оно) невыносимым? Если вы пытаетесь понять, как помочь другому человеку, пережившему травму, у вас появляется четкое представление о том, что вам делать: обеспечить переживанию эмоциональный приют. Давайте разберемся, что означают обе части определения.

Первый критерий, который состоит в том, что эмоциональное переживание, вызванное травмой, невыносимо, решает проблему того, что считать травмой, а что нет, при этом не растягивая ее определение до полной потери смысла. Невыносимость – довольно высокая планка, до которой вряд ли дотягивает кафе, где сегодня не было пряного тыквенного латте, или профессор, которому вы сдаете сложный экзамен по химии. Кроме того, эта планка позволяет человеку, пережившему то или иное событие, самому определить, что для него невыносимо.

Если мы что-то пережили, это еще не значит, что это выносимо. Если мы считаем что-то выносимым, значит, мы сделали две вещи: разобрались в своих эмоциях по этому поводу и поместили это событие в контекст всей истории нашей жизни. Мы прожили эти чувства и интегрировали воспоминание. Если же что-то невыносимо, это не значит, что мы это не пережили. Это значит, что мы либо не разобрались в своих эмоциях по поводу этого события, либо не поместили его в контекст всей истории своей жизни, – либо не сделали ни того, ни другого. Поскольку этот процесс не всегда происходит сразу, мы можем даже несколько лет спустя не знать, что пережили нечто невыносимое, пока это не начинает проявляться у нас в поведении или мы не замечаем в отношениях с людьми повторяющийся паттерн, который мешает нам жить.

Второй критерий, который заключается в том, что травме не хватает эмоционального приюта, помогает понять, почему переживания, вызывающие перегрузку, так разрушительны, и что можно сделать, когда страдаем мы сами или близкий человек. Чтобы понять, что такое эмоциональный приют, рассмотрим для начала, что такое приют. (Этимологически это общеславянское слово, образованное приставочным способом от ютъ «крыша, дом» – прим. пер.). Чтобы наши переживания превратились в связные воспоминания, которые мы будем распознавать как события прошлого, а не то, что происходит прямо сейчас, им нужно найти дом. Они должны где-то поселиться.

Когда мы переживаем какие-нибудь обычные, простые и понятные события и интегрируем их, они относительно легко находят себе приют в нашей памяти. Наш мозг легко раскладывает такие воспоминания по полочкам. Когда же они становятся невыносимыми, нам нужна дополнительная помощь, поскольку мозг пытается рассортировать отрывочные, фрагментированные воспоминания, которые спешно запихнул куда подальше при первоначальном потрясении. Когда мы изучаем беспорядочные метки, которые наспех наклеили на эти воспоминания, нам тоже нужна помощь. Поэтому мы обращаемся к другим людям, у которых в жизни был подобный опыт, чтобы они помогли нам понять, что же эти переживания для нас значат и каково их место в нашей жизни и в нашей памяти. Если вы разводились и спрашивали друга, как он пережил развод, вы как раз искали эмоционального приюта. Если вы замечали, что человек подавлен, и поддерживали его словами «да, у меня тоже такое было», вы давали ему эмоциональный приют. Иногда у нас нет возможности об этом попросить. Бывает, мы не можем заставить себя поговорить о произошедшем, или мы толком не помним, что произошло, или люди, к которым мы обращаемся, нас отвергают. Тогда переживания становятся невыносимыми надолго.

На самом деле поиск эмоционального приюта играет важную роль в нормальном функционировании нашей нервной системы. Как мы увидели в главах со 2 по 7, когда какое-то переживание становится невыносимым надолго, мы испытываем хронический стресс, хроническую перегрузку и хроническое нарушение саморегуляции.

На этом этапе вам, возможно, будет интересно узнать об эмоциональном приюте подробнее. Как его найти? Нужно ли искать его сразу, или он не утратит силу даже спустя годы? Нужен ли только один эмоциональный приют? Если я его найду, можно ли завершить психотерапию?

Порой эмоциональный приют

можно найти у психотерапевта. Бывает и так, что вы находите его там, где не ждали. Здорово, если получится найти его сразу, но иногда он поможет вам куда больше, если найти его по прошествии времени. Редко, когда проблему может решить один приют. Последствия травмирующего переживания напоминают шрапнель: вы еще долго находите осколки в самых неожиданных местах. Один эмоциональный приют излечит рану от одного осколка, а другой – от другого.

Дело в том, что здесь нет жестких правил. Возможно, кого-то это разочарует, но я вижу в этом особое волшебство. Первая учительница, которая каждый день напоминает вам, что вы нужны и важны, противостоит вашему сложившемуся дома представлению о том, что вы должны быть лишь невидимкой. Если в прошлых отношениях вы чувствовали себя в западне, из которой не выбраться, то новый партнер, который предлагает вам выбрать музыку для ужина, подарит вам ощущение свободы. Когда вам кажется, что буквально все вокруг подвели вас или бросили, то водитель автобуса, который всегда приезжает вовремя и встречает вас улыбкой, напомнит вам, что надежные люди существуют. Нас делает невероятно уязвимыми тот факт, что в отношениях мы можем и испытывать боль, и исцеляться. Кто-то что-то сказал не подумав, а мы годами при мысли об этом испытываем жгучее чувство стыда, и в то же время чей-то добрый жест перечеркивает многие годы ощущения себя невидимым. Правда в том, что у всех нас есть ключи от чьего-то эмоционального приюта.

А потребность в терапевтических отношениях, где мы обретем свой эмоциональный приют, еще не говорит о том, что единственный человек, у которого есть право говорить о травме, – это клинический психолог. Как вы, возможно, помните из главы 1, клинической психологии предстоит еще долгий путь к адекватному восприятию травмы. Ложь, полуправда и дезинформация, которые распространились в обществе, затаились и в кабинетах у многих профессиональных психотерапевтов.

Несколько лет назад мой брак стал трещать по швам. Эта утрата меня ошеломила. Я как раз только переехала, и мне пришлось искать нового психотерапевта, чтобы со всем этим справиться. Где-то на третьей или четвертой сессии я села на кушетку и начала рассказывать о том, что по-прежнему не верю в происходящее. Психотерапевт, пожилой мужчина, похожий на ковбоя, оборвал меня на полуслове, а затем выдержал драматическую паузу, для пущего эффекта откинувшись на спинку кресла.

– А у вас все не как у нормальных людей, да?

Я моргнула несколько раз подряд, потеряв дар речи. А потом взяла сумку и собралась уходить.

– Что ж. Похоже, на этом и мы закончим.

Он снова заговорил – о том, что я замыкаюсь в себе и это никак мне не поможет. Я подняла руку и пошла дальше. Еще не дойдя до конца коридора, я уже начала искать новый эмоциональный приют. Заходя в лифт, я отправила подруге сообщение о том, что мне тут выдал этот «психотерапевт». И тут же нашла у нее эмоциональный приют. Когда я садилась в машину, то уже вовсю хохотала – отчасти над абсурдностью того, что только что произошло, а отчасти от огромного облегчения, ведь до этого у меня были другие психотерапевты. До сих пор содрогаюсь при мысли о том, что было бы, если бы мне попался такой «специалист», когда мы было семнадцать и я пережила сексуализированное насилие. Или спустя полгода после того, как внезапно умер мой отец, и приступы паники сдавливали мне горло с такой неумолимой силой, что я начала подумывать о том, что единственный способ их прекратить – самой уйти из жизни. Если бы тогда я попала к такому психотерапевту и он сказал мне, что я не нормальный человек, я бы ему точно поверила.

Кстати, он не был каким-нибудь заурядным психотерапевтом. У него было образование в области психотерапии и психиатрии, он получил степень доктора философии в Гарварде и прошел ординатуру в одной из самых престижных психиатрических больниц в США. Я несколько дней внимательно изучала анкеты и выбирала себе специалиста. Я рассказываю вам об этом, чтобы вы знали: несколько ученых степеней и многолетний опыт работы еще не гарантируют, что человек готов подарить вам эмоциональный приют, в котором вы нуждаетесь. Иногда это готов сделать друг, которому вы пишете сообщение, пока едете в лифте. Важно вот что: опасно предполагать, что единственный человек, с которым вы можете поделиться своими невыносимыми переживаниями, – это квалифицированный специалист. Во-первых, квалификация не всегда гарантирует безопасное пространство. Во-вторых, когда мы верим, что единственное место, где можно исцелиться от травмы, – это кабинет психотерапевта, мы упускаем то, насколько сильное и целительное воздействие мы все способны оказывать друг на друга – всегда.