Несломленный. Находим силы, падая в бездну. Практики исцеления для тех, кто пережил психологическую травму
Шрифт:
Любые отношения, способные подарить вам эмоциональный приют и помочь справиться с невыносимым, являются терапевтическими. В терапевтических отношениях люди становятся союзниками. Участники таких отношений, будь то психотерапевт и пациент, коуч и клиент, начальник и подчиненный или двое друзей, объединяются для достижения общей цели. Оказывать терапевтическую помощь – значит проявлять заботу, подобно тому, как мы заботимся о растениях у себя в саду. И это очень действенная метафора! Мы нуждаемся друг в друге в моменты изоляции и боли, подобно тому, как цветы нуждаются в нашей заботе. А мы нуждаемся в том, чтобы заботиться о цветах, для собственного душевного равновесия. Мы нуждаемся друг в друге, чтобы вместе преодолевать препятствия и вместе расти. Чтобы представить, что наша
У меня большой опыт работы с двумя социальными стратами, с которыми меня почти ничего не связывает: ветеранами боевых действий и членами преступных группировок, отбывшими свой срок. И с теми, и с другими я работала коучем со специализацией на психологических травмах и помогала им реинтегрироваться в общество. Иногда мы говорили о будущем, но в основном о настоящем – самом настоящем настоящем, которое происходит сегодня. Они рассказывали мне о том, как настоящее иногда затмевают тени прошлого, причем целиком и совершенно внезапно. Я же делала все, что в моих силах: признавала их чувства, развеивала мифы и учила пользоваться инструментами. Мы строили планы, исправляли ошибки и старались признавать даже маленькие победы на фоне старых добрых поражений.
Что я точно не ожидала слышать настолько часто, так это:
– Вы меня понимаете, док. Вы. Меня. Понимаете.
Меня эти слова каждый раз поражали. Если взглянуть со стороны, я совершенно их не понимаю. У меня нет жизненного опыта, который позволял бы мне понять, каково это – родиться в семье членов банды и попасть в эту банду в семь лет. У меня нет жизненного опыта, который позволял бы мне понять, каково это – когда тебя в срочном порядке увольняют с военной службы, где ты планировал сделать карьеру, потому что после четырех командировок в Ирак ты не справляешься с тревогой. Думаю, на самом деле они имели в виду вот что:
– Вы меня слышите. Мы заодно. Вы стоите рядом со мной перед заросшим садом. Когда я не знаю, за что хвататься, вы помогаете мне найти сорняки. Вы помогаете мне их выдергивать. Мы вместе заботимся о саде и растем.
Я поняла, что мне не обязательно иметь похожий жизненный опыт, чтобы «понимать» этих людей. Совместный опыт – вовсе не то, что обеспечивает эмоциональный приют. А вот умение слышать – да. Значит, любой из нас может научиться слышать других людей. Любой может научиться определять, какие переживания особенно невыносимы. Мы можем научиться их замечать и предлагать немного подержать у себя, как плачущего ребенка, чтобы дать человеку передохнуть.
Когда я писала эту книгу, я получила электронное письмо от одного обеспокоенного исследователя. Он увидел мою цитату в National Geographic и волновался о моей работе. Он писал, что недавние исследования показали, что источником любого травматического симптома служит черепно-мозговая травма (ЧМТ), и что скоро никто не будет слушать мои рассуждения о том, как травма без физиологических обоснований влияет на нашу жизнь. В первой части он ошибся: не все психологические травмы вызваны ЧМТ. Но я беспокоюсь, как бы он не оказался прав во второй части: времени бороться за новое представление о травме и правда не хватает.
В главе 1 мы говорили о важных этапах в истории изучения травмы. И вот начинается новый этап. Он может как помочь осуществить мою мечту, так и стать самым страшным моим кошмаром.
Мой кошмар заключается в следующем: мы и дальше пойдем по пути неверного представления о травме. Мы будем верить любой лжи: что травма – признак слабости, что она слишком распространена, чтобы считаться чем-то серьезным, что триггеры – признак того, что мы запрограммированы на саморазрушение. Мы и дальше будем проводить черту, которая загонит дискуссию о травме в сферу темного и непонятного. Вместо того, чтобы просто скорректировать курс развития, мы снова предадим травму анафеме и продолжим цикл, где травма
Моя мечта состоит в том, что текущий этап, где о травме накапливается все больше знаний, доступных все большему числу людей, станет прочной основой нового представления о травме и способах ее исцеления. Что мы полностью перестроим рамки самой дискуссии. Что мы обретем верное представление о травме как о невыносимом эмоциональном переживании, которому нужен эмоциональный приют. Что это представление будет широко известно всем от мала до велика. Что мы научимся рассматривать травму через призму множества научных дисциплин, а не только одной. Что мы отделим научное знание от исторических заблуждений. Что здравомыслие победит, и мы осознаем, что реакция на травму – это нейробиологическая адаптация, свидетельство нашей внутренней силы. Что реакция на травму – это способ нашего тела справиться с перегрузкой. Что мы можем управлять этой реакцией и не позволять ей вредить нам, когда не отключается вовремя. Что мы перестанем стыдиться собственных копинг-механизмов, к которым прибегаем в режиме выживания. Что мы ответственно подойдем к роли тех, кто дарит эмоциональный приют любому, кому мы готовы его обеспечить.
Эпилог
Маленькие радости
Хочу, чтобы вы вынесли из этой книги шесть важных вещей. О пяти из них я уже говорила.
Первое – это знание о том, что, с чем бы вы ни столкнулись, вы не одиноки.
55
Э. Э. Каммингс. Мой отец прошел через судьбы любви (My father moved through dooms of love; E. E. Cummings: Complete Poems 1913–1962; New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1972; 520–522). – Прим. пер.
Второе – это понимание того, что реакции на травмирующие переживания автоматические и защитные, и они говорят о нашей внутренней силе, а не о слабости или расстройстве.
Третье – это готовность простить самих себя за все, к чему мы прибегали в моменты подавленности и отчаяния. Мы не сможем исцелиться, пока не избавимся от чувства стыда.
Четвертое – это осознание того, что мы способны перестраивать свой мозг и снова дарить своей нервной системе чувство безопасности и единения, даже если мы всю жизнь не ощущали защищенности и контакта с другими людьми.
Пятое – это лучшее понимание методов исцеления себя и других благодаря тому, что теперь мы знаем, как распознавать невыносимую боль и дарить эмоциональный приют.
Шестое – это маленькие радости.
Думаю, иногда масштаб тех или иных вещей мы воспринимаем неверно. Мы склонны полагать, что большие проблемы требуют больших решений, что великой печали можно противопоставить лишь великое счастье. Это не так.
Радость – это якорь, тяжелый, прочный, надежный. Он опускается на дно океана и не дает волнам отнести нашу лодку далеко, но при этом мы сохраняем некоторую свободу передвижения. С палубы нам видно лишь якорный трос, и он кажется тонким и таким незначительным на фоне бескрайнего моря. Но его масштаб не имеет значения. Чтобы нас удержать, якорю не обязательно быть размером с целое море.