Несостоявшаяся битва
Шрифт:
То, о чем Боденшатц говорил Стэлэну в апреле, теперь превращалось в реальный факт, однако ни в Лондоне, ни в Париже не отдавали себе полного отчета относительно такого поворота событий. Наоборот, мнение изменялось в совершенно ином направлении. Английский посол в Варшаве прилагал усилия, направленные на достижение нового компромисса, основанного на совместном польско-немецком заявлении. Его немецкий коллега в Варшаве сообщал о новом, обнадеживающем настроении относительно восстановления дружественного отношения к Германии.
Однако 19 мая в Лондоне Чемберлен выступил с решительным заявлением в конце парламентских дебатов по вопросам внешней политики. Он предупредил Германию о возможных последствиях ее политики и о том, что вооруженный конфликт будет катастрофическим для всех, кого он коснется. Но затем в его речи появилась та заключительная часть, которая вновь показала,
Что подразумевал Чемберлен под этим, становится понятным из хода англо-французских штабных переговоров. С точки зрения военной терминологии «мирный фронт» не имел никакого смысла; с точки зрения Чемберлена, он мог служить средством, которое приведет поляков за стол переговоров с немцами. А при таких условиях война была бы предотвращена только ценою огромных уступок со стороны польского правительства в ущерб интересам своей страны.
Таким образом, в середине мая руководители Англии и Франции верили в возможность мирного урегулирования и убеждали других поверить им, в то время как в действительности события развивались в совершенно ином направлении. Напрасно мы ищем в донесениях дипломатов и докладах разведывательных служб какой-либо ключ к тому, что происходило па самом деле, какие действия собиралась предпринять Германия, что должно было насторожить союзные державы, какие планы были у русских. Ни в Лондоне, ни в Париже правительства не проявляли каких-либо признаков обеспокоенности тем, что их ожидало. А в Берлине, где Гитлер снова не обратил внимания на сообщения своих дипломатов и шпионов, германский фюрер подготовил оценку обстановки, которая свидетельствовала как о знании им настроений английского и французского правительств и их военных советников, так и об очень подробной информации об этом изнутри.
На 23 мая Гитлер вызвал к себе всех своих военных руководителей. На совещание в его кабинет в новой имперской канцелярии собрались почти все главные военные руководители. Не было ни одного гражданского, отсутствовал даже Риббентроп. Присутствовали Геринг, Редер, Мильх, Браухич, Кейтель, Гальдер, Боденшатц, Ёшоннек и Варлимонт. Шмундт вел протокол.
Целью данного совещания, по словам Гитлера, являлось кроме других вопросов рассмотрение сложившейся обстановки и определение задач для вооруженных сил, вытекающих из нее. Гитлер, по-видимому, принял решение в отношении Польши и Англии. Польша — враг; она всегда была врагом Германии. Договоры о дружбе ничего не изменили. Присутствующие должны ясно представлять, что предметом спора не является Данциг как таковой. Речь идет о необходимости для Германии жизненного пространства на Востоке. «Если судьба вынуждает нас к войне с Западом, полезно владеть богатым районом на Востоке». Польский вопрос не может быть отделен от войны с Западом, поэтому «не может быть и речи о пощаде для Польши». Германии предоставлено решить, напасть ли на Польшу «при первом удобном случае». Германия не может ожидать повторения чешского варианта. «Будут боевые действия. Наша задача — изолировать Польшу».
Затем Гитлер подробно развил свой тезис, заострив внимание на основных моментах. «Нельзя допустить одновременной войны на Западе (с Францией и Англией)». Конфликт с Польшей, «начиная с нападения на Польшу, будет успешным только в случае, если Запад останется вне ринга». [42] Вот чего нужно добиться Германии. Это будет «вопросом умелой политики». Смысл выступления Гитлера перед своими генералами в действительности сводился к тому, что военные и политические соображения не могут быть отделены друг от друга и что при данных обстоятельствах они, генералы, должны понять, что боевым действиям должны предшествовать политические мероприятия, что политические шаги создадут соответствующие условия вооруженным силам для решительных действий. И Гитлер перешел к осуществлению этих шагов, хотя и не был полностью откровенен со своими генералами. Теперь нам больше известно о тех обстоятельствах, чем в то время, когда они складывались, и выступление Гитлера перед своими генералами 23 мая в настоящее время приобретает для нас иной смысл (учитывая то, что нам теперь известно),
42
Подчеркнуто автором; эта же аргументация была использована Гитлером и в 1941 г., когда он планировал нападение на Советский Союз, и он был близок к цели ввиду колебаний западных держав в вопросе о втором фронте. — Прим. авт.
После 23 мая фактически не осталось иных путей для мирного урегулирования европейского кризиса, кроме полной капитуляции перед требованиями Гитлера по вопросам о Данциге и Польше, каковы бы ни были последствия от подобной англо-французской капитуляции.
Однако оставалось еще пятнадцать недель для осуществления «умелой политики», чтобы убедить англичан и французов в достоверности их собственных легенд относительно неподготовленности к войне, подстрекать их оставаться в стороне, какие бы причины ни были, пока немцы заняты разгромом Польши. Как на Западе восприняли это инспирированное Гитлером самовнушение, лучше всего видно на примере английского министра иностранных дел лорда Галифакса. Он ничего не знал о выступлении Гитлера перед немецкими генералами 23 мая, однако «Стальной пакт» [43] Гитлера с Муссолини, заключенный за день до этого, убедил Галифакса в том, что «приближается война» и что весна и лето будут периодом ожидания этой войны.
43
«Стальной пакт» — германо-итальянский военный союз, заключенный в мае 1939 г. и направленный не только и не столько против СССР, сколько против западных держав, в первую очередь Франции и Англии. — Прим. ред.
Как нам рассказывают, Галифакс стал ждать развязки войны со спокойствием и почти с некоторым чувством облегчения, что жребий брошен. Впоследствии он подготовил меморандум с обзором этого периода. В нем он доказывал, что ни польские, ни румынские правительства не питали никаких иллюзий относительно масштабов конкретной помощи, которую они могли ожидать от Великобритании в случае нападения на них Германии. Для поляков английские гарантии представляли собой наилучшую возможность («в действительности единственную возможность») предостеречь Гитлера от развязывания войны.
По-видимому, не один только Галифакс совершенно не осознавал странной логики своей аргументации. Он утверждал, что Англия объявила о своих гарантиях полякам, чтобы предотвратить нападение Гитлера на Польшу. Однако в конце мая Галифакс пришел к выводу, что гарантии не сыграли своей роли; Гитлер изготовился для нападения на поляков. А что же дальше? Разве англичане и французы не могли ничего предпринять и только ждали нападения Гитлера со спокойствием и с некоторым чувством облегчения, как об этом пишет биограф Галифакса?
Да, ничего другого не оставалось, так как политические и военные руководители в Лондоне и Париже создали легенду об англо-французской «неподготовленности». В душе они страшились неизвестности. У них было ошибочное и чудовищно искаженное представление о мощи и подготовленности Германии, и тем более о ее намерениях и возможностях ее военно-воздушных сил. Более поразительным было отсутствие веры в свои собственные возможности, в свой народ и в своих союзников, а также собственная неспособность или отсутствие желания попытаться овладеть ситуацией, с которой они столкнулись лицом к лицу. Создается впечатление, что правительства союзников, военные руководители и секретные службы, обманутые, испуганные, ощупью, как слепые, шли прямо в распростертые объятия Гитлера. Ему особенно и не приходилось прибегать к искусной политике: слепота союзников, их неспособность и внушенный самим себе страх оказывали Гитлеру лучшую услугу.
Итак, в конце мая легенды прочно укоренились: англичане считались неподготовленными, французы — слабыми и не играющими роли в равновесии сил. Немцев считали сильными, подготовленными и решительными, и судьбу Европы отдали в руки Гитлера. Вот теперь для нас настало время вернуться от легенд к действительности.
3. Легенда о подготовленности Германии
К концу мая Гитлер и вооруженные силы Германии были готовы к войне, но не такой, какой ожидали англичане или французы и с какой были связаны расчеты англо-французского штаба.