Несостоявшаяся битва
Шрифт:
Однако в это же самое время от правительств Англии и Франции были получены указания, что не следует предпринимать никаких операций бомбардировочной авиации, которые повлекли бы за собой жертвы со стороны немецкого населения и тем самым вызвали ответные воздушные налеты немецкой авиации на города и порты Англии.
По мнению английского и французского правительств, их страны были значительно более уязвимы для авиации, чем Германия. Поэтому бомбардировочное авиакомандование было переориентировано на действия против немецкого военно-морского флота. Это считалось более безопасным, так как не привело бы к ответным действиям немецкой авиации против Лондона или Парижа, но таким актом также исключалась какая бы то ни было существенная помощь полякам. Геринг, Боденшатц и Линдберг свое дело сделали. Военно-воздушные силы Англии были парализованы; бомбардировочное авиакомандование в первые, критические, дни начала войны, когда судьба Германии фактически зависела бы как раз от него, обрекалось на бездействие.
Об этом ничего не сообщили полякам; однако уклончивые отговорки и заверения со стороны руководящих кругов Англии и Франции начали вызывать беспокойство
Однако польских лидеров постоянно мучили и сомнения: не ошибаются ли они в оценке событий, не ошибаются ли они в отношении намерений Гитлера и в отношении намерений своих новых союзников на Западе. Немногое они могли сделать для выяснения подлинных намерений Гитлера. Однако они могли попытаться выяснить позицию французов и англичан в складывающейся обстановке. Военный министр Польши М. Каспржиский фактически без приглашения 14 мая приехал в Париж для переговоров с военными руководителями Франции.
Прямая встреча с поляками вызвала у французов некоторое замешательство, так как они только что завершили серию специальных переговоров с представителями английских штабов и пришли к согласованному решению не предпринимать никаких действий в том случае, если Германия направит свой удар в первую очередь против Польши, что, по мнению англичан, было наиболее вероятным намерением Гитлера, хотя французы были менее уверены в этом. Они, очевидно, боялись, как бы Германия внезапно не обрушилась на Францию.
Итогом этих англо-французских переговоров накануне прибытия в Париж польского военного министра было решение, что «не может быть речи о поспешном нападении на линию Зигфрида». Это был как раз тот вопрос, который собирался обсудить с союзниками военный министр Польши.
Генерал Гамелен [39] и командующий французскими ВВС были далеко не откровенны с поляками. [40]
Генерал Вюйльмэн заверил их — и это всего через каких-нибудь несколько недель после принятия как раз противоположного решения на переговорах в Лондоне, — что с самого начала французские военно-воздушные силы будут действовать решительно, чтобы ослабить давление на поляков. Генерал Гамелен сам вел значительную часть этих двуличных переговоров, которые впоследствии дали ему алиби и которые создали у польского военного министра полное впечатление, что главные силы французской армии в составе 35–38 дивизий будут использованы для открытия второго фронта против немцев не позднее 16 дней после нападения на Польшу.
39
М. Гамелен (1872–1958) — французский генерал. В 1938–1939 гг. — начальник генерального штаба национальной обороны. С 3 сентября 1939 г. до 19 мая 1940 г. — главнокомандующий союзными войсками во Франции. Активный сторонник мюнхенской политики, один из инициаторов отправки французского экспедиционного корпуса на советско-финляндский фронт в 1940 г. — Прим. ред.
40
Характерна в этой связи директива начальника генерального штаба вооруженных сил Франции генерала Гамелена от 31 мая 1939 г. главнокомандующему северо-восточным театром военных действий генералу Жоржу относительно проведения операций между Рейном и Мозелем. «В случае если главный удар германских сил будет направлен на Польшу, — говорилось в директиве, — от французских сил может потребоваться вмешательство, с тем чтобы как можно скорее облегчить положение польских сил путем удержания на нашем фронте или привлечения к нему максимума германских сил».
Однако, как показывает дальнейшее содержание директивы, она не обеспечивала выполнение цели, сформулированной в преамбуле (продолжение сноски см. на стр. 60). Преамбула требовала скорейшего оказания помощи Польше, а основная часть директивы предписывала постепенный ввод войск, что давало возможность Германии сосредоточить максимум сил против Польши и разгромить ее в одиночку. Но именно это в полной мере и соответствовало стратегическим планам агрессоров. Как мы увидим далее, действия на Западном фронте велись в полном соответствии с этой директивой. (М. Gamelin. Servis Paris, 1946, pp. 425–426.). — Прим. ред.
Польская делегация вернулась в Варшаву все же несколько обеспокоенная отсутствием энтузиазма в Париже и особенно тем, что не удалось добиться четких политических обязательств; но она осталась довольна заверениями в области военных мер, которые, как она полагала, получила от генерала Гамелена и командующего французскими военно-воздушными силами генерала Вюйльмэна.
В своих предположениях относительно того, что произойдет в начале войны, поляки в действительности зашли значительно дальше, чем Гамелен был впоследствии готов признать как на суде в Риоме [41] так и в своих мемуарах. У них, по-видимому, был более ясный и более точный сценарий немецких приготовлений к началу военных
41
Суд в Риоме (Франция), учрежденный в июле 1940 г. декретом Петэна, главы капитулянтского правительства Виши, должен был «установить и осудить виновников поражения Франции». Формально к суду были привлечены Гамелен, бывшие премьер-министры Даладье и Блюм, министры авиации Пьер Кот и Ги ля Шамбро, генерал Жакоме.
Подлинные цели процесса, инспирированного руководством гитлеровской Германии, состояли в том, чтобы расколоть французскую нацию на враждующие лагеря противников и сторонников бывшего Народного фронта и таким образом дезорганизовать движение Сопротивления, массовые действия против немецко-фашистских оккупантов и коллаборационистов группы Петэна — Лаваля. Суд начался весной 1942 г. и был через два месяца прекращен, так как в ходе суда выявилась прямая виновность в поражении Франции крупных монополий, лично Петэна и Лаваля, а также ряда французских генералов, поддерживавших предательскую политику Петэна. (См. Г. Ришар. Провал риомской инсценировки. «Коммунистический интернационал», 1943, № 3–4, стр. 51–57.). — Прим. ред.
Поляки ожидали нападения примерно 77 немецких дивизий. Против них поляки, по их утверждению, могли мобилизовать 52 дивизии, хотя им не хватало тяжелой артиллерии и танков. Однако их главной слабостью было отсутствие необходимых резервов. Они могли обеспечить боевые действия 40 дивизий только в течение трех месяцев. Английская военная миссия пришла к выводу, что без соответствующей помощи союзников поляки выйдут из войны к концу шестого месяца или даже раньше.
Однако главный тезис в аргументации поляков состоял в том, что при сосредоточении столь большого числа немецких дивизий против Польши у немцев останется на Западном фронте только каких-нибудь 25–28 дивизий, и это открыло бы исключительную возможность для французской армии и английских ВВС, которые имели бы временное тройное превосходство на суше и в воздухе. Английская делегация полагала, что для обороны западных границ на линии Зигфрида будет оставлено значительно больше немецких войск, примерно 30–35 дивизий; однако англичане не скрыли от поляков те выводы, к которым пришли на предыдущих штабных переговорах с французами: было сомнительно, смогут ли союзные войска па Западе сделать больше, чем «вынудить немцев держать здесь минимальное количество немецких дивизий, необходимых для обороны линии Зигфрида».
Приближалось лето — опасное время для Европы, когда земля высыхает и становится достаточно твердой для быстрых перебросок войск армий вторжения. Тем не менее правительства и военные штабы продолжали обсуждать перспективу войны как нечто нереальное; это усиливало у англичан, французов и поляков неверие в то, что на самом деле война может разразиться. Короче говоря, во время военных, политических и дипломатических переговоров все еще господствовала вера в английские гарантии Польше как в сдерживающий фактор. Эта вера настолько сильно укоренилась в дипломатических кругах Великобритании, что, как мы видим, министр иностранных дел лорд Галифакс нашел необходимым подчеркнуть решимость Англии начать войну, если независимость Польши окажется под угрозой или если Польша подвергнется нападению. Однако немцы, узнавшие подлинное содержание инструкций английским послам в тот же день, как они были переданы им, благодаря неожиданному успеху итальянской секретной службы, пропустили это предупреждение мимо ушей. Итак, мы приближаемся к роковой дате, когда Гитлер совершенно ясно дал понять руководителям своих вооруженных сил, что угроза со стороны Англии его больше не сдерживает. Он знал подоплеку этих угроз, и они его больше не пугали.
Мы проследили ход военных переговоров между англичанами, французами и поляками и между англичанами и французами без поляков. Выводы оказались различными: от первых переговоров у поляков создалось впечатление, что, как ни неохотно, англичане и французы придут им на помощь, если они подвергнутся нападению со стороны Германии. Они также несколько успокоились, так как верили, что при таких условиях Германия не предпримет вторжения в Польшу.
На переговорах без поляков англичане и французы пришли к существенно иному выводу. Они согласились, что в случае нападения на Польшу они не смогут ничего предпринять для оказания ей непосредственной практической помощи, кроме гарантирования в конечном счете разгрома Германии. Однако их не слишком беспокоил такой вывод, так как они также полагали, что будет найдено политическое урегулирование на условиях, приемлемых для английского и французского правительств. Вследствие таких настроений заседания объединенного штаба, начавшиеся в конце марта и продолжавшиеся в течение апреля и мая, приобрели характер чисто академических упражнений, в реальность которых мало кто из участников верил. Французские предложения, изложенные Гамеленом и Вюйльмэном при переговорах с польским военным министром, создавали аналогичное впечатление.
Некоторое время решающим элементом в равновесии настроений была уверенность поляков, что англичане и французы их поддержат и что из-за Данцига войны не будет.
Между тем развертывались события, имевшие прямое отношение к решению судьбы Польши. В то время как польский военный министр занимался переговорами и планированием несколько туманного и неопределенного сотрудничества с Францией, немецкий и итальянский министры иностранных дел Риббентроп и Чиано 6 мая встретились в Милане и в деталях согласовали военно-политический договор между Италией и Германией, который и был подписан 22 мая в Берлине. Однако куда более значительный характер носили предварительные переговоры о заключении экономического соглашения между Германией и Советским Союзом.