Нестандартный ход 2. Реванш

verdes De ojos

Так же безмолвно они уселись в машину. Проехали какой-то отрезок пути. И Разумовский заметил, что её немного знобит. Возможно, это колотит нервной дрожью. А, возможно, она успела замерзнуть на объекте. Тут же включив обогрев, он вздохнул и снова уставился в лобовое стекло.

За полтора часа до дома Элизы не было произнесено ни слова. Лишь напряжение — колючее, злое, темное — нарастало в геометрической прогрессии. Рома не хотел отпускать её в таком состоянии, поэтому, остановившись во дворе, повернул ключ в замке зажигания и потянулся к девушке. Она предсказуемо отшатнулась и ровно попросила:

— Разблокируй двери.

— Элиза… Ты не понимаешь, речь о

матери, я должен помочь.

Но она снова лишь поджала губы, обдав его яростным непринятием в своих нереальных глазах. Точно так же, как после звонка Лены, которая, захлебываясь в истерике, попросила приехать и поддержать, поскольку испугалась — в очередной раз её маме стало плохо, и «скорая» увезла женщину в больницу, но уже в реанимацию.

— Элиза… — мужчина позвал почти с мольбой. — Я должен…

— Да! — неожиданно громко выкрикнула она и резко отвела взгляд, вперившись в темноту за окном. — Ты должен! Ты всем должен, Рома! И ты прав, я не пойму этого. Как и не пойму и не поверю, что Лене больше не к кому обратиться. Ты, ты, только ты! И ты должен, черт возьми, должен! Поехать, быть с ней рядом. Поэтому поезжай.

Девушка с диким неистовством выпустила из себя воздух и дернула ручку. Разумовский наблюдал за этим свирепством и вновь признавал, что в чем-то она права. Но договориться со своей совестью и отказать Лене сейчас не мог.

— Ты дождешься меня? — тихо спросил, привлекая её внимание. И тут же получил хлесткий изумленный взор, направленный ему в лицо: — А должна? Вряд ли так быстро удастся утешить бедняжку. Так что, нет, я тебя не дождусь. Ни сегодня, ни завтра… — Прекрати, — попросил он устало. — Прекратила, — вдруг послушно согласилась Элиза. — А теперь разблокируй.

Звенящие нотки в её голосе заставили его повиноваться. Наверное, так будет лучше. Пусть остынет, а потом он вернется, и они всё спокойно обсудят.

Щелкнула сигнализация. Девушка, было, дернулась к двери, но почему-то передумала и развернулась к нему. Внезапно вскинула вперед руку, выдвинув вертикально свою ладонь.

— Примитивный вопрос. Что ты видишь, Рома? Внутреннюю сторону, да? А я — тыльную. Но ведь мы оба смотрим на ладонь, правда? Так и у нас: я вижу, что между двумя женщинами здесь и сейчас ты сделал выбор не в мою пользу, а ты твердишь обратное. Мы друг друга не услышим. И каждый будет прав по-своему. Я ведь поверила… зная тебя, даже без твоих слов поверила, что ты закончил прошлую историю, чтобы мы попытались снова. Но… завтра Лене понадобится пересадка селезенки, послезавтра — еще что-нибудь, и, конечно, ты должен будешь помочь, потому что это важнее, чем будущее наших отношений. Вот и поговорили, Разумовский. Вот и поговорили…

Да уж… поговорили.

Этот день должен был завершиться не так.

Дождавшись, пока её силуэт исчезнет в подъезде, Рома тронулся с места. Еще через полтора часа, принявший душ и переодевшийся, он был в клинике у Лены. Потерянная, бледная, с опухшими красными глазами, девушка выглядела невероятно напуганной и беззащитной. Она обняла его с отчаянием и надрывно всхлипнула, а мужчина прижал хрупкое тело к себе и поморщился, учуяв характерный больничный запах, который не переносил.

Разумовский очень хорошо понимал страх Лены. Более того — непроизвольно перед глазами возникали сцены из его собственный прошлой жизни, где в течение почти трех лет они пытались спасти маму, прибегая ко всем возможным вмешательствам.

К счастью, Элиза не понимает. И дай Бог, чтобы еще очень долго не понимала, что это за эмоции. Он не винил её за такую реакцию, она закономерна. Но и сам поступить

иначе не мог.

Точку в истории с Леной Разумовский поставил чуть больше недели назад, честно признавшись девушке, что их взаимоотношения себя исчерпали. Поблагодарил за теплоту на протяжении всего времени и предложил ей два варианта: остаться и попробовать работать, как раньше, поскольку в качестве помощницы она его устраивала, либо дать ей хорошие рекомендации и поспособствовать устройству в другую престижную фирму. Та на удивление спокойно и без романтических излияний приняла его позицию, но выбрала первое, то есть, ничего не менялось, кроме прерывания их связи. И несмотря на это, мужчина не считал правильным в трудную минуту отвернуться от неё и сказать, что больше не обязан возиться с её личными проблемами, к которым и относится здоровье матери. Для него такой исход был дикостью, и всё естество противилось этому. Нельзя взять и перечеркнуть совместные годы — вот так по щелчку.

Даже в ситуации, когда разговор с Элизой стоит в приоритете.

С валькирией будет сложно. Но Рома верил, что найдет правильные слова для неё. Чуть позже, когда она немного отойдет от губительной волны обиды. Быть может, даже поймет и примет его позицию. Девушка ведь верно почувствовала, что в прошлой истории поставлена точка, в противном случае он не осмелился бы сегодня прикоснуться к ней. Хотелось надеяться, что и всё остальное она почувствует и не станет противиться, как в последние две недели, избегая его после той ночи, когда он остался у неё.

К сожалению, эти надежды не оправдались.

На следующий день Элиза ушла с работы раньше. Разумовский не застал её, а на звонок она не ответила. Через день — девушка, наоборот, покинула здание в числе последних поздним вечером и снова проигнорировала его приглашение уехать вместе и поговорить.

Откладывать дальше Рома не видел смысла. Да и желания были противоположными — вжать в себя строптивицу, привязать крепко-накрепко и объясниться. За всё, что произошло в эти годы с ними. Поэтому он нашел простое решение: увезти её в тот же дом в пятницу вечером и не выпускать все выходные, чтобы оба получили ответы на накопившиеся вопросы и… насытились друг другом. Если понадобится, даже прикует наручниками. Но они должны поговорить как можно скорее.

* * *

Элиза вышла из здания, беседуя с Дашковым. И, когда он с лукавым любопытством о чем-то ее спросил, девушка рассмеялась, покачав головой. Оба побрели в сторону парковки. А Рома, стоявший у машины, удостоился лишь убийственно равнодушного взгляда, когда она проходила рядом с ним.

Разумовский поймал её запястье и вынудил остановиться, за что получил еще один взгляд, но уже — просто убийственный.

— Пожалуйста, перестань упрямиться. Нам обоим это нужно. Поехали.

Он говорил тихо, чтобы никто их больше не слышал. Заглядывая в её искрящие негодованием глаза. Элиза же прищурилась и вырвала руку, ядовито бросая:

— Увы, наши графики не совпадают. Ты свободен от своих «я должен» перед другими, а у меня как раз сегодня грандиозные планы. Пошли, Лёш, разграбим твой домашний бар, как и собирались, — она с широкой улыбкой обернулась к Дашкову, самодовольно ухмыляющемуся себе под нос.

И действительно исчезла с ним за углом.

Когда спустя минуту мимо Ромы проехал их автомобиль, он выдохнул с дичайшим раздражением, пытаясь взять себя в руки. И помнить, что она имеет основания обижаться. Но… неужели обязательно делать это всё ему назло? Уезжать с мерзким типом к нему домой? И объявлять об этом с таким упоением.