Нестор Махно

Ахинько Виктор

— Без моей команды — ни звука, — предупредил Колос.

— Что за шайка? — гаркнул воинственный хлопец в кожухе нараспашку и с наганом в руке.

— До батьки направляемся.

— Батек тут хоть ж… ешь. К какому?

— Махно.

— Так бы сразу… А откуда?

— Из Гайчура.

— Мы вас ждали, — хлопец махнул наганом и сунул его в карман. — Дуйте за нами!

«Ты гляди, у них как на параде. Почетный эскорт! — удивился Колос. — А говорят, дикая анархия». Железнодорожник, он не представлял себе жизни без расписания и твердой

дисциплины. Потому диктатура пролетариата была ему близка, понятна и дорога.

В Гуляй-Поле никто не буянил на улицах, не стрелял, даже бабы торговали на базарчике. Подъехали к штабу. На двухэтажном каменном здании висели тяжелые черные знамена с лозунгами: «Мир хижинам — война дворцам», «С угнетенными против угнетателей всегда». Максименко пожал плечами: «Та наши ж слова!»

Гостей в штаб, однако, не пустили, велели подождать у входа. Вскоре на соловом жеребце прискакал бравый матрос в бушлате с копной курчавых волос.

— Я Федор Щусь. Будем знакомы!

Членам штаба, кто ездил в Екатеринослав на переговоры с петлюровцами, Махно категорически запретил показываться на глаза большевикам. Щусь извинился:

— Батько болен, но ждет вас. Без сопровождения. Вы, братцы, отдохните тут. А кто в санях, за мной!

Гости надеялись увидеть пусть не дворец, какой раньше занимали в Екатеринославе анархисты, но хотя бы кирпичный дом, где живет Махно. Подкатили же к обыкновенной глиняной хате, разве что наличники да двери были свежестругаными. На крыльце стояли Петр Лютый с Григорием Василевским. Строго оглядев прибывших, они пригласили их войти. «Осторожные, барбосы, — отметил Колос. — Таким можно доверять».

В комнате сидели Семен Каретник и Алексей Марченко. Махно лежал на кровати.

— Здравствуйте, товарищи! — бодро приветствовал их Колос. — Не господа и не паны. Это пока единственное, что нас уж точно объединяет.

— Пока да, — согласился Нестор, пожимая руки гостей. В постели не виден был его рост. А пронизывающий взгляд Батьки произвел должное впечатление. — Располагайтесь. Галя, неси зверобой! Может, чего покрепче?

— Нет, — отказался Колос. — Делу время, потехе час. А зверобой у вас на чем настоян?

— Кипяток.

— Ну, отлично!

Максименко, Каретник и Марченко молча разглядывали друг друга. «Чем же эти большевики отличаются от нас? — прикидывал Алексей. — Люди ка^люди. Просто кто под какой ветер попал — туда и несет. Или нет? Поглядим».

— Кого вы представляете? — спросил Махно.

— Штаб юго-восточной группы войск. Я вроде как начальник, — сообщил Колос, и неясно было: он сам придумал эту должность или другие.

Галина принесла два стакана червонного зверобоя, поставила перед гостями. Молодой Максименко даже затаил дыхание: «О-о, а что она здесь выгибается, в логове патлатых, такая лозиночка в голубом платьице?»

— Будь ласка, дороги гости, — Галина усмехнулась приветливо, и Максименко заулыбался: «Ах ты ж, зорька ясная!»

— Это моя жена, — не без гордости и предостережения

сказал Нестор.

— Весьма рады, — Колос отпил глоток, крякнул и предложил: — Будем вместе брать губернию?

Установилось молчание.

— У меня два вопроса, — начал Марченко. — Какие силы в Екатеринославе? Не сломаем себе рога?

— Австрийцы уже ни во что не вмешиваются. Им бы домой удрать поскорее. А у петлюровцев тысячи три штыков и артиллерийские батареи, — отвечал Колос.

— Но там же и добровольческий корпус?

— На днях его поперли кошевые казаки.

— Теперь второй вопрос. Кто, по-вашему, должен командовать?

«Молодец, Алеша», — подумал Махно с благодарностью.

— Это решать губревкому, — честно признал Колос. — А мое личное мнение, и я буду его отстаивать: главнокомандующий — товарищ Махно.

«Вот оно!»— екнуло сердце Нестора, как у полковника, внезапно произведенного в генералы. Пусть тут никто не вручает золотых погон (будь они трижды прокляты!), но это тебе не батько какой-нибудь. Их вон сколько гуляет по селам. Не-ет! Сама советская власть прибыла с поклоном, и никто ее за язык не тянул, не выпрашивал подачек. Думая так, Махно ничем не выдал своего ликования.

— А что же взамен? — подал голос, наконец, и Семен Каретник.

Колос по достоинству оценил и его реплику.

— Мы ничего не требуем, — сказал он с простодушным видом.

— Ой ли! А власть? — тверже настаивал Семен.

— Так она же вас, анархистов, не волнует.

— Это когда ее нет! — уточнил Марченко.

— Не будем, как цыган, делить шкурку неубитого зайца, — примирительно подвел итог Махно. — Возьмем Екатеринослав — оно само покажет. Галя! — позвал он. — Накрывайте на стол. Як то кажуть: булы б у ковбасы крыла — кращойи птыци на свити нэ було б!

Все заулыбались. Напряжение спало. «Ты дывысь, — поразился Марченко. — Батько мову вспомнил. Вот что значит жена — щыра украйинка!»

— Не тому печено, кому речено, а кто кушать будет, — многозначительно изрек Максименко, потирая руки.

— Как, как, ану еще, — попросил Нестор. Гость повторил. — Занятно. Надо-олго запомню, — тоже многозначительно пообещал Махно.

Галя с Евдокией Матвеевной принесли тарелки с борщом, картошку, бутыль самогона, австрийский ром, маринованный перец…

— Там у штаба наши товарищи ждут, — забеспокоился Колос.

— Уже напоили, накормили до отвала! — доложил Федор Щусь. Он нюхом чуял угощенье и поспел как раз к столу.

После нескольких тостов Максименко вспомнил своих замурзанных коногонов, шахтерскую пивную, захотелось домой, и он запел грустно:

Получил получку я, веселись, душа моя. Веселись душа и тело, вся получка пролетела.