Нестор Махно

Ахинько Виктор

— Нечем тебе крыть, дружок, — Миргородский с сожалением кивал головой. Так хотелось поспорить, ковырнуть разбойника поглубже.

— Хай и хрыстыянство! — воскликнул Петр. — Спасибо за науку. А сегодня дядько уже дорос до свободы!

— Хорошо, хорошо, — не стал перечить Николай, — но чем он отличается от культурного помещика или банкира Кернера из Гуляй-Поля?

— Мозолистыми руками.

— Тогда и ты для пахаря враг, — поручик ткнул пальцем в грудь Лютого.

— С какой стати? — отшатнулся Петр.

— Очень

просто. Вместо плуга держишь перо!

— Я сирота. Всё умею.

— А управлять кому доверите?

— Тружеников поставим.

— Так они же завтра карету себе потребуют и шубу лисью дочке.

— Выгоним! — Петр сидел уже как на иголках.

— Кто это сделает? Вы же ни полиции, ни суда не признаете.

— Народ вытурит.

— Эх, Лютый, Лютый, может, и светла твоя вера, да глупая. Народ! Каждый мечтает о шубе и карете.

Миргородский вздохнул. Вот она, простая, трудовая Украина, и нет с ней контакта. Или еще попробовать?

Пока он сомневался, пленный соскочил с телеги и, хлюпая по грязи, бросился в дождливую темень.

— Стой, гад! Стой! — закричали казаки, что сопровождали их верхом. Вскоре они возвратились.

— Где анархист? — с тревогой спросил помощник комбата.

— Шустёр, бродяга. Вилял как мышь, — отвечал казак басом. — Но нам недолго. Напополам развалили!

«Дубьё! — подумал поручик. — Влетит от генерала. Ох, влетит!»

И они поехали дальше.

Матрос Александр Лащенко взял школьный глобус, покрутил, поискал пальцем Украину, Елисаветград, речушку Ятрань, в излучине которой они затаборились. Эх, не обнаружил, махнул рукой и поставил шар на подоконник. В классе шумели командиры. Александр как председатель реввоенсовета постучал по столу.

— Прошу внимания, братва. Настал решающий момент: или с Петлюрой объединимся, или сами проломимся домой. Толкуйте по очереди.

Первым поднялся Трофим Вдовыченко, крепыш с усами вразлет — командир Азовского корпуса.

— Саблю у меня из рук не вышибешь. А тут большой политикой пахнет. Но рискну. Будем дураками, якшо не спаруемся. Две армии — то ж сила! Кому еще дорога наша земля? Деникину? Нет! Ему империю подавай. Ленину? Тоже нет — этому диктатура мила. Польским панам? Еще чего! Задушат нас поодиночке. Всё! — он сел, гремя шашкой, которая зацепилась за стул.

— Самостийникам держава снится, а нам — свобода каждого земляка. По-твоему, Трофим Яковлевич, как это склеить? — попросил уточнить Алексей Марченко.

— А як хочэтэ. Для того и собрались, — отвечал Вдовыченко.

— Я согласен. Но с одной заковыкой, — сказал в тишине помощник начштаба Иван Долженко. — Армии соединить, а Главного атамана Петлюру, как и Григорьева, ликвидировать.

— Правильно! Дело предлагает! — зашумели члены совета. Встал начальник штаба Повстанческой армии Украины Виктор Билаш, без всякого оружия, в сером костюме.

— От нашей мудрости сейчас

зависит судьба социальной революции. В строю тридцать тысяч штыков и десять тысяч сабель. Сила, как видите, немалая. Преследуя нас, деникинцы оторвались от баз и железной дороги. Настало время бить их! Но где взять патроны? Отвечаю: у Петлюры. Не даст — купим. Золото есть. Вдобавок пусть разместит у себя наших тифозных и раненых. А объединяться не нужно. У него-то и армии нет. Галичане подчинены своему диктатору. Предлагаю: послать в штаб Главного атамана делегацию. Например, испытанного дипломата Чубенко и теоретика Волина. Тем более, что у нас уже давно сидят хлопцы с косичками-хохлами и ждут послов.

— Они друзья, Виктор Федорович, или кто? — спросил Василий Данилов, уже инспектор артснабжения армии.

— А Главный атаман не снюхался с Деникиным? — подал голос и патлатый матрос Дерменжи, инспектор телеграфной и живой связи.

— Это вон разведка пусть доложит, — отвечал Билаш. Лев Голик глянул на Махно. Тот кивнул.

— По нашим сведениям, Петлюра отправил к белым целую камарилью, чтоб сохранить свою власть.

— Так о чем речь? — не понял Федор Щусь. — Он враг, и точка!

— Яснее крой, братишка, — попросил Дерменжи. — Палуба под ногами качается от ваших премудростей, брашпиль им в рот!

— Сейчас в наличии три Украины, — продолжал Голик.

— Ну, даешь! — удивился Данилов. Он никогда не вникал в историю народа, среди которого жил. Хохлы себе и хохлы. А оказывается, их три куска. — За свободу какой же нэньки мы тогда бьемся, Лева? Едри т-твою бабушку!

— Хай Чубенко скажэ.

— Давай, дипломат! — послышались голоса.

Алексей, головастый, степенный, прошел к столу.

— Вы ж понимаете, что я не ведун. Могу и сбрехать. Оно как получилось? Подальше на запад и север от этого места, где мы сидим, тоже живут украинцы. Красная Русь называлась. Ее давно еще захватили поляки, потом австрийцы, мову нашу попортили и веру. Может, слышали: Галичина, Волынь. У них теперь свое войско и правительство. Но из Львова их поперли поляки, прижали к Петлюре.

— Короче, — потребовал Махно.

— Там, где Киев, Полтава, при царе была Малороссия. А всё остальное — наша вольная, казачья окраина, или Слободская Украина.

— Столица в Гуляй-Поле, — подсказал Василий Данилов.

В классе засмеялись. Чубенко продолжал:

— Пару недель назад петлюровцы вместе с галичанами взяли Киев. А на следующий день белый генерал выгнал их оттуда.

Лев Голик добавил:

— Негоже говорить плохо про земляков. Но мои агенты доносят, что Главный атаман ищет помощи в Париже, Лондоне, Варшаве. Готов любому черту заложить наши просторы, лишь бы тот защитил его власть, его дэржаву.

После таких «высоких материй» никто слова не просил. Председатель совета Александр Лащенко наклонился к Батьке.