Нет худа без добра
Шрифт:
Я кинулся за ней.
Ее рвало на кучу снега между тротуаром и проезжей частью, а я, придерживая ее волосы, тер рукой ее спину, как делала мама, когда со мной в детстве случалось то же самое. Весь ресторан наблюдал за нами через окно.
Макс и отец Макнами тоже вышли на улицу.
– Все в порядке? – спросил отец Макнами.
– Мне просто надо подышать свежим воздухом, – ответила Элизабет, кивнув. – Оставьте меня одну, пожалуйста. Очень вас прошу!
Она направилась прочь от ресторана. Отец Макнами сказал:
– Иди за ней, Бартоломью!
– Я?
– Алё,
Отец Макнами улыбнулся, подмигнул мне и сказал:
– Иди, иди. Это твой шанс.
«А в старом Монреале идет снег. Как красиво!» – сказали Вы, Ричард Гир, появившись неожиданно в кожаном пальто и клетчатом шарфе и улыбаясь мне. Глаза Ваши мерцали, как мой новый тектитовый кристалл. «Воспользуйся таким прекрасным моментом. Идеальные декорации для романтической истории. Посмотри: город – просто сказка! В этой обстановке Библиодевушка вполне может влюбиться в тебя. Не упусти свой шанс, толстый!» – «Ей не нравится, когда ее зовут Библиодевушкой», – сказал я, устремляясь вслед за Элизабет. «Это неважно, толстый. Важно то, что ты будешь один на один с девушкой твоей мечты в засыпанном снегом старом Монреале. Ты обязательно добьешься любви. Лови момент. Прояви сочувствие, и все обернется наилучшим образом, говорит далай-лама. Главное, будь добр с ней. Это идеальный момент для любви. Подари ей сказку!» – «Но ей плохо! Ее только что вырвало прямо на сугроб!» – «Это и есть „нет худа без добра“. Все плохое ведет к хорошему! Это обратная сторона той же самой монеты. Вселенная подает тебе знак, Бартоломью. Она создала для тебя оптимальный момент. Везение прямо сейчас! Вспомни философию твоей мамы. Что она сказала бы тебе и всем нам?»
Я видел, что Вы гордитесь мной, Ричард Гир. Но я удивлялся, как Вы нашли меня в Канаде, а потом вспомнил, что я писал Вам письма, в которых сообщил, куда еду. И тот факт, что Вы приехали, чтобы помочь мне, – в то время как Вы так заняты съемками и важными делами с далай-ламой – значил для меня так много, что я чуть не заплакал.
Спасибо Вам, Ричард Гир.
Спасибо Вам миллион раз.
Я почувствовал, что с таким другом, как Вы, я действительно должен произвести впечатление на Элизабет.
«Не потеряй свой кристалл», – сказали Вы, заметив, что он болтается поверх молнии на моей куртке, в то время как я бегу за Элизабет, стараясь не поскользнуться на льду. «Спасибо», – отозвался я.
Вы подмигнули мне, кивнули, выставили вверх большой палец в дорогой кожаной перчатке – и исчезли, словно привидение.
Поравнявшись с Элизабет, я увидел, что она по-прежнему расстроена, и пошел рядом с ней, переводя дух и ничего не говоря, чтобы она истратила на ходьбу всю негативную энергию, как недавно произошло с отцом Макнами.
Я решил, пусть она первая заговорит.
Когда мы дошли до реки Святого Лаврентия, Элизабет остановилась и сказала:
– Макс велел мне следить за тем, чтобы твой тектитовый кристалл был всегда при тебе.
– Он при мне, – ответил я, похлопав по кристаллу перчаткой. – Я ни разу не снимал его с тех пор, как Макс мне его подарил.
Она достала из кармана пальто еще один кристалл на кожаном ремешке.
– Макс сказал, что ты должен надеть и этот тоже. Ты заработал его, проносив первый
Я взял второй кристалл тектита и надел его на шею. Это было непросто сделать в зимних перчатках, но я старался.
Мы молча постояли некоторое время.
– Ты, наверное, считаешь меня ненормальной из-за того, что я учудила за столом.
– Нет, – ответил я.
– Наверняка считаешь. – Ее глаза смотрели на меня из-под красивых бровей сквозь тонкую завесу растрепанных каштановых волос, увенчанных фиолетовой вязаной шапочкой – на вид домашнего изготовления.
Я закусил нижнюю губу и отрицательно покачал головой.
Мы вперили взгляд в противоположный берег реки и стояли так, наверное, не менее получаса.
Наконец она сказала:
– Тебе, возможно, покажется это глупым и сентиментальным объяснением, но, когда я была маленькой, у меня были кролики. Мама купила их, рассчитывая, что они будут размножаться, а мы будем продавать потомство. Но вскоре выяснилось, что продавец обманул ее и оба кролика – самцы. Мама, по своему обыкновению, быстро потеряла интерес к начатому делу или поленилась найти самку. Она делала вид, что кроликов не существует; наверное, потому, что ее гордость была уязвлена обманом. Так кролики стали моими любимцами. Я обожала их и даже крала для них еду с соседней фермы, часами разговаривала с ними, шептала свои секреты в их длинные бархатистые уши.
Это объясняло, почему ее вырвало, но я не нашел что сказать по этому поводу.
Все это было печально.
– Макс не любил их так сильно, как я, – добавила Элизабет и пошла по берегу реки.
Я кивнул и пошел за ней.
– Ты не хочешь со мной разговаривать? – спросила Элизабет.
– Хочу.
– Скажи что-нибудь.
– Что-нибудь.
– Не смешно.
Я-то сказал это всерьез, а не для смеха, и мне стало стыдно. А человечек у меня в желудке потешался вовсю, катался там и хохотал до слез над моей беспомощностью.
Мы молча прошли пару кварталов.
– Моих кроликов звали Пуки и Му-Му. Зеленый салат им нравился даже больше, чем морковка. Странные какие-то были кролики.
Я опять не знал, что сказать.
– Макс любит кошек, – продолжала она.
У меня наконец прорезался голос, и я сказал:
– Да, я знаю. А Алиса была хорошей кошкой?
– Она была просто чудо. Но она была кошкой Макса, а не моей. Пуки и Му-Му были моими. Других таких уже не будет.
– А у меня была мама, – вырвалось у меня как-то само собой. – Другой мамы тоже никогда не будет. Она была неподражаема.
– Ты очень любил свою мать?
– Да. А ты свою?
– Я ненавидела ее. В фантазиях я убивала ее, пока она спала. Воображала, как я перерезаю ей горло разделочным ножом от уха до уха. Или просто вонзаю и вонзаю нож в ее шею. Прости, я понимаю, что это неприятно слушать. Но, господи, как мне хотелось убить мать, когда я была ребенком!
– Почему?
– На то был миллион причин. Бесконечное число.
Мы прошли еще несколько кварталов, держа руки в карманах.
– Моя мать зарезала Пуки и Му-Му и накормила меня ими, когда я была еще маленькой.