Нет вестей с небес
Шрифт:
Руки и ноги дрожали, но пружинили от камней, когда приходилось фактически перелетать вдоль склонов там, где разве только горные козлы отваживались ходить. Тело двигалось само, разум уже отказывался все это понимать. Камень — будто великан с руками, а луна на небе — глаз змея. Под ногами пропасть — будто бы и близко, даже и не страшно. Если станет страшно хоть на миг, так настанет смерть, чаще ведь от страха. Страх подкашивает ноги, сбивает с дороги. Райли от страха повернул к врагам… От страха ли… «Лиза… Лиза, моя Лиза»… Призраки, голоса, острые грани травы, режущие сознанье, трава выше неба, крестом пропоротого насквозь вопросом страданий без назначения. Голоса на краю бездны, где вдоль горы стлалась узкая лента дороги. Только выстрелы стихли — уже легче.
Зато пираты потеряли след, не думали, что Герк найдет тропу, вернее, груду камней высоко над дорогой. Только Джейс уже мучили галлюцинации, ей казалось, что Ваас
Пока ползли вдоль горы, не ведая, в какой миг оборвется этот путь и что делать дальше, Герк тихо матерился, Дейзи поминала всех святых и грешников, Джейс молчала, остервенело вцепившись в винтовку, боясь задеть каждый камень, чтоб не сорвался, не загремел, не выдал. И так уж бед наделала… От немедленной расправы спасло только некоторое расстояние и расположение болотца в низине. Так появился призрачный и томительный шанс на избавление, шанс, ради которого рискнули всем. Чтобы выжить, рискуют жизнью, чтобы выжить – порой гибнут. Камень-птица не поет, камень-птица лишь стучит кровью в ушах, тьмою в глазах.
Мир ударялся во взгляд непропорционально большими линиями, искажения, плеткой полосующими склоны лунного света, а в шорохе листвы одиноких деревьев, разбросанных по косогору, чудились шаги врагов. И больше всего, как оказалось, угнетало сознание того, что Герк тоже без понятия, куда теперь бежать, он-то считал, что успеет опустошить свой схрон до прибытия пиратов. Но, выходит, права была Цитра… Проклятая, Великан, приносящая несчастья… Или это слова Цитры прокляли, обломали веру в себя, облили дегтем и подпалили болящие остатки крыльев, чтобы душа мучилась в огне, чтобы сжималась от своей мнимой порочности. Мнимой? Непорочных убийц не бывает. Но откуда тогда легенды и притчи о солдатах, что пополняют армию ангелов, чтобы продолжать борьбу со злом вечно, потому что нет ей конца. Может, так и устроен мир, может, никогда не случится той золотой эпохи, когда не надо никуда бежать, когда не разрушают последние прибежища, когда не отнимают последнее, нажитое непосильным трудом, когда не убивают ближних ни за что… Но если не настанет, если везде только вечная война, то для чего вообще перескакивать через пропасти, для чего бежать куда-то, стремясь спастись?
Джейс не задумывалась, хотя давно уже поняла, что со смертью Лизы в ее жизни не осталось ни единой цели. Мама… Где-то там, на большой земле ее, наверное, ждала мама. Но не одну, а с Райли. Если ждала… Что если… Нет, страшные мысли — чудовище. И Джейс закрывала свое взрывающееся ужасом сознание, которое слабо соприкасалось с реальностью, автоматически командуя телом, помогая совершить верные движения. Но отчего-то образ человека, который подарил жизнь, не помогал найти в себе тягу к цели дальше вить зачем-то нить своей судьбы. Ведь не норны ее ткут, сам человек в шумном цехе стоит и глядит на полотно возле станка. Только остановить его не может: если одна нить оборвалась и вместо качественного полотнища идет брак с дырой посередине. А у нее все нити полопались, одни прорехи остались. Если одна судьба — нить продольная, то к ней всегда нужны и поперечные, иначе не будет ткани, иначе не совьется орнамент. Останется только бесполезное своим бездействием остановившееся веретено. И Джейс ощущала, что разве только Дейзи еще удерживают бег этого неумолимого станка в сумасшедшем цехе, глушащим страшным гудением. Но теперь-то все проще — бежать, а не думать. Проще — хвататься за скалы, сдерживая крик из-за ободранных рук, в свежие раны на которых вклинивалась пыль и земля, смешиваясь в липкое месиво. Может, из-за того и не сумела попасть. Но нет — враг был точно в прицеле. Заговоренное оружие будто свою волю порой обретало — попадало, когда не было шансов и промахивалось, когда стрелок молит попасть. Впрочем, молил ли…
— Винтовку закинь за спину, — все-таки тихо напомнил Герк, когда пробирались по тонкому карнизу. Дейзи уже давно цеплялась за камни, приникая всем телом к стене скал, а Джейс же будто забыла, что значит слово «опасность». Она вообще будто забыла все слова. Утонули в беге в скрипе щепок ладьи солнца. И змей где-то шипел рядом, и скалил острые стволы автоматов, тысячезубый, стоголовый.
Но оставалось только идти и надеяться, что тропинка не оборвется, потому что целая ночь на узком карнизе — отвратительнейший исход. Веревку бы им, да, ту самую, которую они брали для спасения Лизы с корабля, не пригодившуюся веревку. И ее не оказалось, когда могла бы помочь с подобием альпинистского оборудования. Герк не верил, что закончится бензин, не верил, что придется убегать от пиратов, надеясь по узким, но все-таки тропинкам пересечь хребет. Но остров пришел в движение, страшное движение. Кто-то потревожил гнездо
— Нет, я не… не могу! — обернулась Дейзи, увидев высоту скалы и ширину карниза. По щекам женщины катились уже слезы, поблескивали в лунном свете. Она все плотнее цеплялась то за камни, то за Герка, который, как мог, пытался страховать, ведя себя достаточно уверенно и серьезно, казалось, еще более серьезно, чем в день, когда вызволяли Лизу. Лиза. Нет, лучше забыть это имя на какое-то время, чтобы ноги не дрожали. Но не навсегда, потому что забвение хуже смерти.
— Ничего, ничего, — шептал Герк. Дейзи только пыталась ровнее дышать и дальше продвигалась вместо со всеми в неизвестность. Джейс ощущала, как сознание ее погружается в какое-то нехорошее подобие транса. Головокружение было чревато падением, но напротив — ощущение опасности уничтожило панику и всякий страх, она начинала понимать постепенно, что ощущали берсеркеры, хотя вроде бы не пила настойки из мухоморов. Собственная жизнь больше не ощущалась чем-то отдельным: она воздух, она камень, она луна, она солнце в ладье… Змей. Ее цель — победить змея. Ваас… Нет, он хуже любого змея. Он Великан. Змей-Великан, а она… Она просто шла вдоль обрывавшегося карниза скалы.
— Прыгай, — вдруг послышался голос Герка. Тропа все-таки исчезала, превращаясь в нагромождение валунов, рассеченных достаточно широкими пропастями.
— Герк… Оставьте меня здесь, я не могу, — стонала Дейзи, закрывая лицо руками.
— Прыгай! — невероятно властно и твердо негромко скомандовала вдруг Джейс. Голос солдата, голос командира, беспощадный. Причинить боль, моральную или физическую, чтобы спастись — это ли порок? Это ли грех? Когда допустимо, когда нет. Никаких вопросов цены не стояло.
Комментарий к 108. Луна и солнце встали в ряд Написано в состоянии сильной усталости часа в два ночи.
Но вообще... отзывы меня мощнейшим образом мотивируют. Реально. Как второе дыхание открылось сразу.
====== 109. Слепой огонь ======
И небо пульсирует в такт все сильней.
И каменный город встает из руин.
И слепой огонь застилает глаза людей.
Тяжело идти и так легко горим.
Дейзи только тихо всхлипывала, затем охнув, все-таки прыгнула, ее тут же с ловкостью короля обезьян поймал Герк, погладил по спине:
— Ничего, ничего, почти выбрались, да… Видишь, выбрались.
Но голос его не звучал уверенно. Джейс ненавидела это ощущение, когда она понимала, что оставалась последним здравомыслящим человеком. Такое чувство она испытала, когда умер отец. Как бы ни было невыносимо ее горе, ей приходилось четко понимать, какие бумаги подписывать, куда надлежит ехать и так далее, прочая суета. Остальные просто скорбели, плакали, а на нее скорбь накатывала ознобом и бессонницей по ночам, когда оставалась один на один с темнотой, растворяясь в ней. Но все зависело от нее, ей приходилось брать на себя ответственность, потому что видела все слишком четко. И теперь тоже… Герк потерял тропу, Дейзи, очевидно, всегда боялась высоты, хотя предлагала летать на дельтапланах. Но то на дельтапланах, а здесь — почти прыжок веры, прыжок через себя, выше себя. Да еще за ними по пятам снова гнались враги. И снайпер сама привлекла их внимание, значит, ответственность тоже нести ей, ей вслушиваться в каждый шорох, ей. Стальные клещи сдавили рассудок, вырвали больным зубом все мысли о страхе и бесцельности. На время, только на время, в минуты покоя весь ужас вины накатывал так, что завидовала времени этой кошмарной беготни. Только стоило столкнуться с врагами — и была готова сотни раз сходить с ума от отчаяния, но только в безопасности. Впрочем… неизвестно, где еще невыносимее находиться, ведь разум сумасшедшего — вечная война с самим собой.
Ваас-то точно вечно вел войну с собой, игру с другими, смертельную игру, ведь он — центр своего мира, он повелитель стихий и судеб. И страшно, когда к сумасшедшему восприятию прибавилась реальная власть, правда, что было сначала — неизвестно. Но мотивы врага ничтожны в сравнении с тем, что теперь предстояло прыгать через пропасть.
И не страх высоты пугал Джейс — высоту и горы она, возможно, даже любила — она опасалась сорваться и погибнуть. Не из-за себя, основной страх, который прошелся холодком, ударяя в живот:, а как же Дейзи и Герк без нее? Плохая из нее защита и спаситель, но все-таки снайпер. Но времени на раздумья и сомнения не оставалось, девушка выставила вперед винтовку, точно гантели, с которыми прыгали древнегреческие спортсмены, и рванулась вперед. Но приземлилась неудачно — левая нога соскользнула, чиркнув по шершавым камням. Однако Герк тут же сумел поймать за оружие, схватив сначала за ремень, а потом подхватив вместе с Дейзи и девушку, не давая ей упасть.