Нетопырь
Шрифт:
— Лиза, помолчи! — нетерпеливо велел он. — Я пришел именно поэтому. Я откроюсь тебе, только тебе, моя любимая сестренка. Днем ты бы не поверила…
— Во что?.. — со страхом прошептала я, стискивая ворот ночной рубашки. Внутри все сжалось от внезапно налетевшего вихря различных предположений…глупых, как я теперь осознаю.
— Я — вампир, — просто произнес он, прямо и серьезно глядя мне в глаза. И, помолчав, произнес: — Ты веришь, что я не причиню тебе вреда?..
И я, ошеломленная новостью, вопросом…совершенно неожиданным, и от того еще более страшным…господи, ведь он спросил не как многие чудаки, верящие в собственные фантазии: „Ты мне веришь?“, — он спросил, верю ли я, что он не причинит мне вред!.. — я сидела, не в
— Да…
И в самом деле, я в это верю…
Кажется, он перевел дыхание, но поручиться я бы не смогла.
— Значит, ты поверишь мне, что все мои действия будут для тебя безопасны, даже если люди сочтут тебя заболевшей, а потом и умершей?.. Ты доверишься мне настолько?
— Я всегда доверюсь тебе, Карл, целиком и полностью, но…чего же ты хочешь?..
— Сделать тебя одной из нас, дорогая, — он нежно поцеловал меня в лоб. — Я приехал сюда именно за этим. Всю душу мою изгрызла тоска по тебе! — странная горькая усмешка искривила его губы. — Я безумец, я знаю. Милая, сам не понимаю, что толкает меня на этот разговор…наверное, любовь к тебе. Я хочу дать тебе свободу: свободу парить над землей в лунных лучах, свободу от ежесекундных земных забот, свободу от тысячи мелких условностей… Я не говорю, что ты ничего не потеряешь, дорогая моя Лизонька. Ничто не дается бесплатно, особенно свобода и сила. Ты должна сделать выбор. Ты потеряешь человечность. Ты потеряешь естественность. Ты потеряешь восходы и закаты, потеряешь вкус человеческой еды и питья. Но обретешь свободу и независимость. И вновь будешь со мной. Решай, Лизонька. Решай, мой родная.
— Если я откажусь, что ты сделаешь?..
Карл тяжело вздохнул и отодвинулся.
— Скорее всего, уеду навсегда из этих мест. Откажусь от всего в пользу твоего мужа и благословлю вас. Вот и все, дорогая. Просто…просто у меня не будет другой дороги. Рано или поздно, так или иначе, я все равно должен буду уехать. Будешь ли ты со мной — решать тебе… Но я всегда буду тебя помнить. Через всю Вечность я пронесу нежность к тебе, Елизавета… — голос его предательски сорвался и задрожал. Брат вынужден был замолчать.
И словно неведомая сила бросила меня к нему в объятья:
— Не оставляй меня, Карло! Не оставляй меня! Я согласна пойти за тобой куда угодно, только не потерять тебя вновь!..
— Если захочешь…если поймешь, что не можешь иначе…ты сделаешь Констана одним из нас, — шепнул он, склоняясь к моей шее. Дыхание его было прохладно, как ветер с ночной реки, и так же полно запахов терпких трав, воды и…где-то, на самом дне ощущения — затхлости.
— Я…люблю тебя, — прошептала я, откидываясь на подушки. Он склонился надо мной, не разжимая объятий.
— Доверься мне… — прошептал он. — Пусти свою душу вслед за моей… Не бойся…
— Да… — задыхаясь, вымолвила я. И мою шею пронзила резкая внезапная боль: словно раскаленные иглы вошли в плоть — а потом холодная волна тяжелой бархатной темноты накрыла с головой нас обоих, и мне казалось, что брат куда-то несет меня на руках, несет по бормочущим сонно темным волнам какой-то неведомой реки — вниз, вниз по течению. И я облегченно и устало уронила голову на его плечо, как хотела всю жизнь. Потому что наконец исчезли все глупые условности и законы, разделявшие нас, потому что все вздорные взгляды человеческого мира перестали иметь значение… И души наши слились так полно, как никогда не сливались тела. Это было больше, чем самый неистовый акт любви, что когда-либо уносил нас с Констаном к островам блаженства. Это было…запретное людям. Несказанное. Тайное и изысканное. Я отдалась своему брату полнее, чем когда-либо отдавалась мужу, я отдала в его руки самую суть свою — и знала, что он проведет меня на другой берег той таинственной реки, даст мне власть познать ее волны…он не предаст меня. Это выше, чем любые клятвы среди людей: узы между Мастером и его
И пусть в меня бросят камень те, кто никогда не тосковал по свободе. Те, кто некогда были свободными, но потеряли свободу — те поймут меня. Поймут меня и те, кто много любил и много страдал. Те, кто знает, как жестока надежда, и как опустошающе отчаяние. Мираж — и высохший колодец в пустыне… Пусть скажут: она никогда не любила мужа. Так скажут слепцы и черствые сердцем. Я любила его. Я люблю его. Я принесла свою жизнь в жертву ради того, чтобы быть с ним. Многие замужние женщины не имеют и того призрака независимости, что остается у меня. Моя клетка, по крайней мере, золотая. Я выбрала ее по своей воле. Но рано или поздно мне пришлось бы жить в клетке, так или иначе. И лучше та, в которую входишь добровольно.
А Карл дал мне выбор! Карл даст мне освобождение…не знаю, что я потеряю, но разве власть над своей судьбой не стоит всех потерь на свете?..
Да, все люди выбирают для себя свой путь. Я всегда выбирала его сама.
И на сей раз я тоже — выбрала.
Ночью Карл вернулся. Мы много разговаривали, и он почти не пил моей крови. Он рассказывал о жизни вампиров, об их обычаях и законах, о своем наставнике… Это все безумно интересно. Оказывается, Карл приехал не один: с ним его друг, один из самых могущественных вампиров — как рассказывает Карл. Его имя Фрэнсис, он английский лорд. Больше брат ничего не говорил о нем. А еще он сказал, что они оба — Мастера. Что это такое, я не совсем поняла, но Карл надеется, что я тоже получу силу Мастера при инициации…господи, пишу слова, смысла которых вовсе не понимаю! Карл смеялся, заметив, что Фрэнсис был ошеломлен тем, что у его Создания почти сразу же открылась такая сила…то, что мы родные, дает Карлу надежду.
Все это немного меня настораживает. А если его надежда не оправдается? Что тогда?.. Что значит — не быть Мастером среди вампиров?..
И что значит — быть им?..
Вернулся Констан. Веселый, с целым ворохом дичи…есть там и рысь. Бедная хищница! Такая мощная, такая гордая и красивая — и безвольной грудой меха валяется на полу… Пушистая пятнистая шкура, на белое подбрюшье пролилась и засохла кровь. Шерсть слиплась в жесткие сосульки, неприятно кольнувшие пальцы, когда я коснулась их… А в застывших желтых глазах, в этих жутких вертикальных зрачках за стеклянными оболочками роговицы застыло, запертое смертью, глухое отчаяние и ярость. Безысходность…
И мне вдруг пришло в голову: „Смотри. Вот — кровь. Вот — смерть“…
Чем виноват этот зверь?.. Рысь, красавица рысь, хозяйка лесов… почему меня так взволновал ее вид?..
В коридоре меня остановил Карл. Его улыбка и мимолетный взгляд развеяли все мои тревоги, весь неприятный осадок. Нас объединила общая тайна, мы теперь близки с ним, как никогда прежде…
— Надеюсь, ты сегодня спишь одна?.. — шепнул он мне, и никто не услышал бы этих странных для чужих ушей слов, потому что шептал их мне мой прекрасный вампир мысленно, и звучал этот заговорщический шепот лишь у меня в голове…
…Констана мне пришлось встретить, полулежа в кресле, у камина, чтобы огонь ясно дал разглядеть, насколько я побледнела за эти два дня. Сердце безумно колотилось, губы пересохли. Я не могла смотреть в глаза мужу, словно предавала его! Боже, что я творю?.. Быть может, есть еще время одуматься, во всем признаться?.. Но могу ли я предать брата? Имею ли я право подвергать их обоих опасности, если между ними начнется настоящая война?.. Я не могу потерять ни одного из них!..
— Что с тобой, Лизетт?.. — сразу, с порога комнаты, спросил он. — Мне не понравился твой вид в зале, а сейчас ты просто меня пугаешь, дорогая! Тебе нездоровится?..