Неудавшаяся история
Шрифт:
За спиной виверны отыскался новый проход, куда шире и чище первого. Любопытство подогревало кровь, об остановке и усталости после встряски с пауками мы позабыли. Развилки, заваленные дорожки, тишина, саднящие ступни. Изредка потухающий факел, который приходилось менять — повезло, что те встречались во многих ходах, и они не отсырели за века забытья. Но мы шли, позабыв обо всем. На пути попалось ещё четыре паука, доходящих мне до колена. Они были неуклюжие, медлительные, и Радислав с Лисом убили тварей быстрее, чем те успели атаковать. Один, правда, пустил в нас
Пыл испарился, когда дорогу преградила дверь из цельного куска мрамора, покрытого рунным текстом.
Я рассматривала причудливые узоры, пока Радислав пыхтел и пытался подцепить глыбу мечом. Увы, между ней и стеной проглядывалась едва различимая щелка, в которую лился красно-желтый, как солнечный, свет. Лис облазил все углы в поисках потайного рычага, но впустую.
— Здесь что-то написано, — вынесла я вердикт. — Но, хоть убейте, не прочитать, что именно.
— Чужой язык? — Лис присел рядышком.
— Наш, но древний. Столетия четыре как не в ходу. Меня ему учила ведьма… Но бегло… И написано неразборчиво…
— Ну-ка. — К нам присоединился Радислав.
Он поводил подушечкой указательного пальца по надписям, прикрыл веки, ощупал круги. Потом глубокомысленно изрек:
— Целый сказ. О том, как дружны были людские народы с чужеземцами, как поссорились давным-давно из-за разрушительной жадности, и как боги оградили мир от разрушительных войн огромной каменной стеной — горами. А защитниками стены поставили яростных виверн, которыми пожертвовали варрены. И что ходы охраняют грозные многолапые монстры, чья слюна разъедает кости. Это пауки, что ли? И ничуть не грозные, видать, усохли за столетия. Так… Ерунда… Сказки… Проклятья… Во, в конце говорится, что пройти сможет тот, кто принесет кровавую жертву.
— Так и сказано? — усомнилась я.
— Почти. «О, путник, ты разрушишь то, что путь твой преграждает, кровью». И всё в таком духе.
— Ты и языки изучал?
— Увлекался в юности.
Он отряхнул ладони и поднялся, давая понять, что не намерен продолжать беседу. А я запоздало додумалась, что продолговатая выемка на камне, которая ответвлялась на тоненькие лучики, является всего-навсего каналом для жертвоприношения.
— Попробуем?
Привычно достала ножик.
— Опять себя гробить будешь? — возмутился Лис. — Меня и так твое заляпанное бурым лицо пугает. Нет уж, дай попробовать, каково это.
Я оглянулась на Радислава. Тот не изъявил охоты поделиться кровью, и оружие перешло в руки Лиса. Друг долго примерялся к каемке на мраморе, но наконец-то отважился и полоснул по середине ладони.
Струйка медленно поползла по каменным разрезам-каналам. Я, как завороженная, смотрела на неё, радуясь, что впервые страдать пришлось не мне. Собственная рука так и не зажила. Ещё и разбухла.
Круги, буквы, символы — всё опоясывалось красным цветом сверху донизу. Лис не отнимал руки от двери — он только сжимал и разжимал кулак, чтобы не останавливать поток крови. А та текла, набирая скорость и оставляя после себя алые линии. Варрен потратил её бесовски много. Удивительно,
Я не выдержала и отстранила побледневшего, уцепившегося за дверь Лиса.
Шли мгновения. Они затекали за шиворот липким, тягостным ожиданием. От прохлады, таящейся в коридорах, спина покрылась мурашками.
— Неужели ошиблись? — Лис протер пот с висков чистой ладонью.
— А вы думали, будто все надписи гласят правду? — Охотник скривился. — Читали когда-нибудь послания с заборов?
Я почти согласилась с ним, но тут раздался треск. Кровяная капля заполнила последнюю черточку рун. С потолка посыпался песок, по полу прошла рябь. Меня от встряски откинуло к стене, но я не успела влететь в неё — Радислав принял удар на себя. Лис прижался к двери, и мы с охотником видели, как он отползает влево вместе с цельным куском мрамора.
Из открывшегося пространства дохнуло невыносимой жарой. Воздух словно раскалился. А глаза слепило от ярких красок. От жара по щекам потекли слезы.
Мы, придерживая покачивающегося Лиса, шагнули в неизвестность.
И перед нами предстал очередной зал, напоминающий по размерам луг. И пересекала «луг» длинная, змееподобная яма, в которой, словно вода в реке, бурлила лава. Подлинная, о какой деревенские детишки рассказывали в страшилках; какая, должно быть, текла в жерле вулканов, располагающихся на юге страны. На юг я не заезжала, но и описаний хватило для того, чтобы в убеждении сказать: «Да, это лава». Кипящая рыжей лисицей, выдыхающая тяжелый воздух вместе с жарким паром. Её причисляли к бесовским проискам, ибо откуда взяться смертоносному потоку, уничтожающему всё вокруг и выбирающемуся наружу без чьей-либо помощи? То ли бесы постарались, то ли — боги. Но боги по определению не могут быть столь злы к людям, значит, виновата преисподняя.
Знаниями о вулканах я не блистала. Например, я слышала, что лава плавит камни, но островки (размером от двух ладошек до хорошей сажени), похожие на монеты для великанов, утыкали собой всю «реку», и с одного острова на другой при усилии был шанс перепрыгнуть. Неизвестно, откуда лава брала начало и где кончалась; не было ей конца или обрыва. Непонятно, каким образом оказалась в толще обыкновенных Пограничных гор. Но она существовала и жалила своей близостью.
Спина разом взмокла, а лоб покрылся испариной. По бровям, носу, подбородку потек пот. И если рубашка вся покрылась им, то высокие теплые сапоги словно холодили ноги от пяток и до конца голени. Почему?
Мы разглядывали представшее зрелище, дерзкую пляску раскаленной жижи, и не могли выдавить и слова. Не ожидали увидеть подобное. Молчание было лучшим доказательством тройного ошеломления.
Как горячо… Дышать нечем, губы пересохли. Я дотронулась до пола. Ощущения напомнили раскаленный городской тротуар в засушливое, жаркое лето. Босиком точно не походишь.
— Где мы? — Я облизала сухие губы.
— Это необъяснимо… — Радислав фыркнул. — Нет, я всякое предполагал, но лава в горах? Смотри, там опять что-то написано.