Неукротимый голод
Шрифт:
Грудь и плечи Драккала тяжело вздымались, когда он сошел с платформы. Он ощущал биение своего сердца каждым сантиметром тела, бешеный пульс, который не желал успокаиваться, не намеревался замедляться, и каждый его быстрый, тяжёлый удар лишь усиливал этот внутренний жар. Ему казалось, что в груди разгорается пылающая печь.
Он прошел вперед, поднял руку и оперся ею о стену, прислонившись лбом к запястью. Настойчивый пульс усиливал боль в паху, подчеркивая муку желания и создавая новое дискомфортное ощущение за глазами. Он никогда не
Тяжело сглотнув — во рту пересохло, язык стал шершавым, как утрамбованный песок, — он оттолкнулся от стены и вышел из спортзала. Он был дураком, думая, что найдет здесь облегчение. Он с самого начала знал, что есть только одно средство освобождения, только оно может его удовлетворить.
Его шерсть, и без того взъерошенная после физических упражнений, встала дыбом от волнения, когда он шагал по коридору к своей комнате. Хвост неустанно метался, словно отражая нападения невидимых врагов, а уши беспокойно поднимались и опускались, снова и снова. Несмотря на то, что шаги стали медленными, почти неторопливыми по сравнению с бешеным спринтом всего несколько минут назад, внутри Драккала продолжал нарастать жар.
Он остановился у двери рядом с его — двери Шей. Его грудь наполнилась глубоким вдохом. Несколько секунд он не мог выдохнуть. Давление внутри росло вместе с жаром, и это было слишком, это было невозможно вынести, и он должен был действовать, иначе это разорвёт его на части. Она была по другую сторону двери, вероятно, в своей постели. Ее аромат был свеж в этом коридоре, и задержался в нем. Он хотел, чтобы этот запах навсегда впитался в его шерсть. Он хотел, чтобы ее скользкое масло покрывало его член.
Драккал потянулся к панели управления дверью. Он остановил себя, прежде чем прикоснуться к ней, сжал пальцы в кулак и прижал тыльную сторону ладони к двери. Напряжение сковало каждый его мускул. Он и раньше бывал в переделках, за эти годы столкнулся с большим количеством трудностей, чем мог сосчитать, познал всепоглощающую ярость и печаль. Но ничто в его жизни не шло ни в какое сравнение с этим. Ничто не было столь трудным. Это была правда, как бы абсурдно это ни звучало на фоне тех испытаний, с которыми он сталкивался прежде.
Стиснув зубы так сильно, что ему казалось, они вот-вот разрушатся, он оттолкнулся от двери Шей и преодолел самые мучительные шесть метров во всей вселенной, чтобы добраться до своей спальни. Звук закрывающейся за ним двери, когда он оказался внутри, был мягким и мимолетным — и это была насмешка, ставящая под сомнение его преданность своей паре, сомневающаяся в его силе, задевающая его гордость.
— Нахуй, — прорычал он у двери, прежде чем поспешить в ванную.
Он не позволял себе задумываться о последствиях того, что срывался на неодушевленные предметы, пока снимал с себя одежду. Как только штаны были спущены, его член вырвался на
На грани взрыва, он крепко взял правой рукой за основание члена чуть ниже узла, безжалостно сжимая, чтобы облегчить дискомфорт, и направился в душ. Бедра касались сверхчувствительных яичек, тугих и тяжелых от неистраченного семени.
Он включил холодную воду и вошел в душ целиком. Холод был неприятным, но желанным, он немедленно прогнал жар с поверхности кожи, но не проник достаточно глубоко, не погасил источник огня, бушующего внутри него. Запах Шей оставался сильным в его ноздрях, несмотря на струи воды, стекающие по лицу.
Отпустив член, он схватил мыло и натер мех до яростной пены, с каждой секундой все больше желая, чтобы его касались ее руки. Когда он вымыл пульсирующий член и ноющие яйца, это вызвало огромную волну удовольствия, смешанного с болью, непохожей ни на что, что он испытывал. Он плотно сжал губы и заставил себя взять себя в руки. Если бы он сейчас кончил, это не принесло бы облегчения. Он был бы только голоднее.
Я должен пережить это. Я должен держать себя в руках.
Он воспользовался внутренним пультом управления душа, чтобы сделать воду еще холоднее, дрожа под струями, смывающей пену с его шерсти. Ему просто нужно было остыть. Нужно было расслабиться.
Как будто в ответ, пламя, питаемое инстинктом, внутри него вспыхнуло с новой силой, отбрасывая назад ледяную воду, струящуюся по его телу.
Драккал хлопнул левой рукой по стене и обхватил свой член другой, рыча, когда его член дернулся, а узел на нем еще больше набух.
К черту терпение. Она нужна мне сейчас.
Он нажал на рычаги управления, чтобы выключить воду, стряхнул лишнюю влагу со своего меха и вышел из душа. Несмотря на исходящий от него аромат мыла, он все еще чувствовал запах Шей, сандринкера и сладкого пота.
Не задумываясь, он вышел в коридор, подошел к ее двери и постучал по ней металлической рукой. Его сердце билось так громко, что он не удивился бы, если бы его стук эхом разнесся по коридору.
Он уже собирался снова постучать в дверь, когда та открылась.
— Что ты… ох.
Глаза Шей вспыхнули, когда опустились на его пульсирующий член.
Драккал жадно окинул ее взглядом. На ней была только рубашка большого размера, подол которой доходил до середины бедер, а светло-золотистые волосы были распущены и растрепаны. Ее щеки порозовели, а радужки потемнели.
Она медленно обвела взглядом его тело, пока их глаза не встретились. Желание горело в этих пронзительных синих глубинах. Ее дыхание участилось, а груди напряглись под рубашкой, так что сквозь ткань стали видны острия твердеющих сосков.