Неумышленное ограбление
Шрифт:
Восхитительная шовинистка никому не оставила номера телефона, и за работу в качестве грузчиков разочарованным мужикам пришлось довольствоваться видом обнаженного Эванжелинкиного колена, когда она садилась в машину.
— Чем ты теперь занимаешься? — расспрашивала подруга по дороге домой. — Чем дышит постперестроечная интеллигенция? Как Сергей? Как Антрекот? Антрекоту много подарков.
— Я работаю в рекламном агентстве. Директор — мой старый друг. Сергей уже три месяца, как подписал контракт с Датским телевидением и в моей жизни возникает нечасто. Звонит то из Испании, то из Абхазии. На своих ядерных продавцах — помнишь? — он заработал кучу денег и тут же оперативно все истратил, через пару месяцев после выхода материала в свет мы уже снова оказались на мели, к тому же жизнь в подполье отнимает большое количество
— Ты мне ничего по телефону не рассказывала…
— Если-бы я стала тебе все рассказывать по телефону, твой богатый американский муж через неделю ел бы гороховый суп в благотворительной столовой. Мы бы ликвидировали все его банковские счета. Ну а я… По идее, я должна была бы встречать тебя в Шереметьеве, вскармливая одновременно грудью двухмесячного младенца, по примеру сомалийских беженок, видела их в аэропорту? Трогательно бы я смотрелась? Но не судьба. Старость, Эванжелина, старость… В мои годы уже не рожают. Я ведь в принципе шепелявая, полуразрушенная старушка.
— Это в двадцать девять лет-то! — возмутилась Эванжелина. — Я тебя живо реанимирую! Как только ты увидишь, что я тебе привезла…
— Шмотками меня не восстановишь, проблема здесь, — обреченно вздохнула я, бросила руль и тоскливо прижала руки к груди. Машину тут же повело.
Эванжелина завопила:
— Держи руль!!! У меня на заднем сиденье в чемоданах по крайней мере восемнадцать новых костюмов из Парижа, с авеню Монтань, и девяносто пар прозрачных чулок с ароматом лимона, и я во всем этом еще хочу пройтись по Москве! Ты что, задумала лишить меня такого удовольствия?! Я мечтала об этом последние восемь месяцев! По Манхэттену идешь — хоть бы один нормальный человек обратил внимание. Оборачиваются или развязные негры-рэпперы, или гомосексуалисты, заинтересовавшиеся фасоном юбки, или потенциальные маньяки. А полноценные, культурные мужики даже глаз не поднимут: опасаются обвинений в сексуальном преследовании — sexual harassment это у них называется. А знаешь почему? Потому что американки террористки, зацикленные на чувстве собственного достоинства. Оно у них чересчур обострено, у всех до одной — и у толстух в шортах, с мороженым в кулаке, и у деловых грымз в очках и с «дипломатом», накачанных шейпингом и каланетикой. Поэтому нормальные, по-здоровому агрессивные мужчины вымерли, как тиранозавры. Но в Москве, как я уже поняла, порядок?
— Порядок, не волнуйся, моя озабоченная клубничка, — пробубнила я, пытаясь втиснуться между серебристым «Саабом-900» и 29-й «Волгой». — Даже мне иногда удается урвать долю сексуального преследования. Хотя нечасто.
— Прекрасно, — удовлетворенно вздохнула Эванжелина. — Все-таки я люблю свою историческую Родину…
Вечером Эванжелина подъела все запасы нашей деревенской непривилегированной пищи, которая совсем не предназначалась для ее угощения: старые макароны с тушенкой и два фаршированных перчика в сметане. Я же от души давилась заморскими деликатесами. В принципе лангуста можно было бы купить и в супермаркете за углом, но у меня не было на него денег.
А утром Эванжелина с визгом накинулась на меня, когда я открывала для Антрекота кильку в томате. Антрекот, как истинный джентльмен и радушный хозяин, мужественно стерпел похищение завтрака, только его пушистый толстый хвост вздрогнул и упал сосиской: «Вот до чего довели женщину ужасы империализма!»
За окном стояло зябкое, свежее, влажное утро. На асфальте подсыхали темные пятна от дождя, который тихо шелестел всю ночь, пока мы с Эванжелиной обменивались впечатлениями девяти месяцев разлуки, а Антрекот с блаженной мордой лежал между моим и Эванжелинкиным голыми плечами и пыхтел от наслаждения.
Сегодня на работу мне суждено было прийти во всем новом разбогатевшая подруга постаралась. В семь утра мы уже встали: сидя на кровати, я натягивала суперплотные бежевые сверкающие колготки, а Эванжелина в шелковых кружевных панталонах совершала пятнадцатиминутный экзерсис — размахивала руками и ногами в такт телевизору. Антрекот пристально следил за ее замысловатыми телодвижениями, и в какой-то момент я испугалась, что его шея закрутится спиралью и голова отвалится.
«…А сейчас несколько сообщений криминального характера, — трещал телевизор, — 13 августа ушла из
— Боже, какая прелесть! — воскликнула Эванжелина, увидев на экране фотографию пропавшей девочки, и перестала выписывать ногами пируэты. Да-а, если она была так одета, да еще с такой внешностью… Представляешь, что сейчас творится с родителями? Это кошмар… Днем ребенок ушел из дому с друзьями и бесследно пропал! Нет, это невыносимо! Я сейчас немедленно пойду позвоню в Америку, узнаю, как там Катя.
Я расстроенно поцеловала Антрекота в лохматую макушку и побежала на работу.
Наше рекламное агентство — словно вертлявая мартышка среди орангутангов и гамадрилов. Нас мало, и мы, как я считаю, еще недостаточно профессиональны в области рекламного дела, но солидный журналистский опыт сотрудников и, следовательно, определенная доля наглости, присущая всем представителям второй древнейшей, позволяет нам украдкой цапнуть то там, то тут выгодный заказ, из-под носа у наплодившихся рекламных монстров с пятилетним стажем работы на рынке.
С директором и собственником агентства Володей Потаповым мы знакомы еще со студенческих времен, и когда моя журналистская звезда ярко вспыхнула в спровоцированном мною «деле Тупольского» и едва безвременно не закатилась на казенной койке гинекологического отделения одной из московских больниц, он сам нашел меня, завалил литературой о рекламном деле на английском языке, убедил, что вовлекает в чрезвычайно прибыльное и перспективное дело, отвесил 576 откровенно лживых и потому достигающих цели комплиментов (мастер!), я растаяла, как весенняя сосулька, и расслабленно согласилась. Это было моей очередной этапной жизненной ошибкой. Энергичный, уже частично седой, Володька обладал уникальной способностью эксплуатировать окружающих, вызывая при этом у них смешанные чувства возмущения, признательности, удивления и ликования. Я работала на него четырнадцать часов в сутки: сочиняла джинглы про болгарское лечо, раздевалась перед камерой, если внезапно исчезала фотомодель, а клипмейкеру позарез был необходим кусок женского бедра, подавала кофе нужным клиентам, добывала особые сосиски для презентаций, дрессировала сотрудников воронежского филиала, дарила сувениры коллегам из популярных газет (чтобы наши материалы публиковались в первую очередь), искала талантливых оформителей витрин. И все это — за рублевый эквивалент ничтожной суммы в 54 доллара! В то время, как замороженный бифштекс в рекламируемом мною супермаркете стоил 3 доллара 99 центов.
Я негодовала по ночам, я жаловалась Антрекоту, но каждое утро сломя голову неслась туда, где, как мне казалось, без моего участия все рассыплется. Ставка Потапова была безошибочной: я возмущалась его наглостью, но каждый вечер по телевизору могла наблюдать результаты своей работы, дело шло, и я этим гордилась, а гнусный рабовладелец сыпал комплиментами, восхищался, изумленно целовал ручку и мудро поощрял творческую инициативу. Хотя надо отдать ему должное: и у него часто по утрам чернели под глазами круги, а пятая жена (по заведенному у Потапова обычаю — красавица) плакалась мне в телефонную трубку, что Вова опять всю ночь провисел в каске на стене какого-то дома, помогая рабочим, которых он коварно подвиг на двадцатичетырехчасовую ударную вахту, укреплять рекламный щит…
Вот и сегодня, не успела я припарковать машину на стоянке для сотрудников и без пятнадцати восемь войти в здание, уже наполненное ароматом свежесваренного кофе, как Потапов вылетел мне навстречу с банкой сахара в одной руке и чертежным плакатом — в другой.
— Максимова! Зайди, солнышко!
Я налила себе кофе и села в кожаное кресло. В свое время я была активно привлечена к обустройству офиса, весь наш первый крупный гонорар мы истратили на обстановку комнат — денег Потапов не считал. Я два дня бегала по Москве, заказывая комплекты офисной мебели, искусственные пальмы, горизонтальные жалюзи, пейджеры и калькуляторы — вспоминая апартаменты «Интеркома», я знала, как благотворно, влияет фешенебельный интерьер рабочего места на трудовой энтузиазм.