NeuroSoul
Шрифт:
— Тогда ждите.
В наступившей тишине разговаривал только ветер. В его речах не было слов, но чувствовалась безысходность. Она не предоставит ему выбора. Она отобрала его, когда появилась.
— Мальчик… — старые пальцы утонули в рыжих кудряшках, вороша переливы солнца на шелковых локонах.
Эрик все понял без слов. Он очень смышленый. Не такой, каким в детстве был он. Эльтар поумнел гораздо позднее, когда познал первый из своих обманов. И эту могилу он тоже будет помнить.
За считанные секунды интеллект соединился с отделом безопасности, получив нужные коды доступа. Разблокировался сигнал, идущий непрестанно вот уже больше двух недель. Как только были введены
Нэнсис вздрогнула, подняв голову и оглянулась… и почти сразу же потеряла интерес ко всему, кроме воды, в которой сидела почти по пояс. Полупрозрачная голограмма неспешно шла рябью под натиском мелких волн. Нэнсис сразу же попыталась зачерпнуть воду бесплотными пальцами, но не смогла поднять даже несколько капель. И все-таки она заслуживала еще одного прозвища. Брендан всегда был рассудительным парнем, несмотря на то, что в нем текла лишь шестнадцатая часть его крови. Старик двинулся навстречу бестелесному молчаливому призраку.
Глава 8. Призрак
— Когда я узнала, что внутри меня дитя, моя душа запела, — Нэнсис медленно заломила голову набок, не оставляя попыток зачерпнуть пальцами воду. — Как это замечательное — знать, что твое тело создаст что-то прекрасное… что имеет смысл. Ведь именно поэтому оно дано женщине, правда? — Нэнсис пялилась на пустые пальцы. Эльтас молчал, он знал, что вопрос был задан не ему — никому. — Я была такой глупой… совсем, совсем глупой, — Нэнсис замотала головой, будто ей мешались мысли. — Я не смогла сохранить спокойствие… Как оказалось, без него не может быть жизни. Обида, злость, отчаяние, во мне было все что угодно… но только не спокойствие. Это все разрушило. Ты знаешь, что я убила «Венет», когда нейросеть восстала на Венере?
— Знаю. — ответил старик. — Помню.
— Что еще ты помнишь?
— Мало. Тогда мне было не до войн.
— Я расскажу, что случилось потом. «Венет» умер, но успел отомстить. Он отравил меня. — растерянно пробормотала Нэнсис, — Это случилось, когда в моем чреве дитя только еще начало расти. Я снова пошла убивать, забыв, что для меня время смерти закончилось. Отныне я должна беречь жизнь, а не отнимать ее. Нет… нет… не «Венет» отравил меня, я сама себя отравила. Желанием мести.
Нэнсис замолчала, но Эльтар не прервал тишины. Он был стар, и спокойное течение жизни его давно не тяготило. Киборг продолжила:
— «Вам придется выбирать», — так мне сказали, — «Яд поражает все больше ткани. Повреждена нервная система, скоро некроз перекинется на внутренние органы. Мы можем спасти вас, если устраним плод», — Нэнсис усмехнулась. — «Плод»… Как жестоко называть так маленькую жизнь… Знаешь, что это значит? — Эльтас промолчал. — Убейте своего ребенка, убейте свой смысл — вот что это значит. — Нэнсис оторвалась от пальцев, взглянув на алое небо. — К тому времени как меня подключили к поддерживающей терапии, они уже отрезали мне правую руку, чтобы предотвратить отмирание ткани. Потом отрезали левую, а потом обе ноги. Я спала в липкой регенерирующей жидкости и мне было так хорошо… почти не было больно… нет… нет… не было, — казалось, глаза женщины не видели, распахнув взгляд навстречу кровавым лучам солнца. — Пока во мне жило дитя, никакая боль не имела значения. Так я лежала долго — без рук, без ног, без грудей, все что осталось от моего измученного тела — сердце и наполненное чрево. Но тут они выдернули
— И где сейчас твое дитя?
— В прошлом.
Старик встал за спиной Нэнсис, наблюдая, как сокращается ее жилистое сердце. Дыра в стальной груди проходила насквозь, делая его видимым снаружи — с обеих сторон. Зачем оно бьется, если не перекачивает кровь? У Нэнсис давно уже не было вен. Это был киборг без органических надстроек.
— Ты увидела рождение своего ребенка только благодаря киборгизации. И ненавидишь то, что подарило тебе счастье.
— Чушь! — Нэнсис отряхнула пальцы, будто замочила их, но с них не сорвалось ни капли. — Не испытать заслуженную боль — это по-твоему счастье?
— Увидеть своего ребенка, взять его на руки — вот счастье, — Эльтас помнил, как в первый раз качал первенца на руках.
— Слишком большая цена для такого короткого счастья.
— Короткого?
— Он плакал… — голос Нэнсис дрогнул. — Как только я пыталась взять его на руки, он начинал истошно орать и не прекращал, пока я не уйду из комнаты. Я так и не смогла прикоснуться к маленькому родному тельцу. Он боялся меня, даже когда не видел. Детское сердце всегда чувствует мертвое. Всегда его отвергает.
— Модульное отрицание… такое бывает. Редко, но бывает. Дети, они ведь нежные создания. Временами пугаются неизвестного, но это временно. Проходит.
— Не прошло.
Подбежал счастливый Эрик, наигравшись с ракушками на песке. Он улыбался. Эльтас угомонил его, приложив палец к губам. Мальчик передумал веселиться и сел на песок, скрестив босые ноги.
— И что я получила? Искалеченное счастье. Я бы могла встретить свое дитя после смерти, но сейчас уже нет. Я киборг, а ты лишил меня рая.
Эльтас не понимал стремление некоторых в загробную жизнь, потому что никогда в нее не верил. Но он верил в обиду, и попытки прикрыть ее высокими идеалами. Если бы идеалов не существовало, их следовало бы придумать.
— Печально, — грустным голосом ответил старик. — Не всегда происходит так, как мы захотим. Разве обида — повод лишать счастья других? Им может повезти больше, чем тебе. Дети будут улыбаться на других руках, пусть и механических. А счастливые родители просыпаться по утрам и улыбаться вместе с ними. Долго. Этого времени хватит на все.
— Думаешь, это все из-за обиды? — Нэнсис даже задрала голову и посмотрела на Эльтаса, вставшего сбоку. Она гортанно рассмеялась. — Моя обида — ничто. И я ничто! Я уже не имею никакого значения. Мое прошлое, настоящее, будущее — ничто не имеет значения.
— А что же имеет?
— Судьбы. Тысячи судеб и душ, — ответила Нэнсис. — Те, кто чувствуют. Лучше, чем я. Правильно. Люди.
Старик опустился на песок рядом с Эриком, он находился всего лишь в метре от Нэнсис. Она это видела, и оставалась совершенно спокойна. Тихий шелест воды не мешал их разговору. Они сидели вдвоем как старые друзья.