NeuroSoul

Скит Данила

— Они не слышат тебя, — голос был хриплым и скрипучим, и послышался прежде, чем он успел поднять голову. — Бесполезно давать, если не хотят взять.

— Откуда ты знаешь эсперанто? — Дэвиду почему-то показалось, что он не должен знать языка.

Все, что он должен уметь — это курить, и Дэвид уже сейчас чувствовал этот тошнотворный запах табака. Только вот дыма нигде не было. На него смотрела угольно-черная тень с красными головешками глаз. Она была ростом примерно с него и в толщину такая же, не имела плеч, рук и иных конечностей. Тьма стекала с нее, словно ручей с горы и от нее тоже шел пар — черный смоляной. Следовало бы назвать тень привидением, или чем-то иным, будто на человека накинули одеяло из жидкой шевелящийся

тьмы, но у Дэвида не поворачивался язык. Это была именно Тень, хоть она и не рождалась от солнца и препятствия, ложась на землю длинной змеей. Сквозь тень Дэвид почти ничего не видел, только парочку облаков и один выдающийся шпиль далекой горы. Тень была почти непроницаема, и внутри нее что-то шевелилось. Какие-то темные потоки, которые были жуткими и вызывали в Дэвида мурашки. Глаза у тени горели красным и находились прямо в голове — именно там, где и должны были быть, будь она человеком. Понимание этого ничуть не успокаивало. Еще хуже, если она была когда-то человеком. Что же произошло, что она стала похожей на черное текучее желе из тьмы?

«Это ее глаза отражались в воде. Они такие же красные и расстояние между ними остается всегда одинаковым… но как эти отражения увидели рыбы? Будь я рыбой, не заметил бы».

— Это всего лишь сон, здесь может происходить все, что угодно, — снова прохрипела тень, хотя Дэвид не просил ее говорить.

— Ты слышишь мои мысли, — с ужасом проговорил Дэвид, догадавшись, что думать про себя не спасет его. Он чувствовал, как вздыбились волосы у него на затылке.

— Это всего лишь сон, здесь может происходить все, что угодно, — повторила Тень свои же слова и замолкла.

Она пристально рассматривала Дэвида, шевеля красными угольками глаз. Пару раз они пропадали, но появлялись вновь. Наверное, она моргнула, подумал Дэвид и не захотел, чтобы она сделала это еще раз. Тогда Тень превращалась в сплошную тьму и в груди холодело.

— В этом сне нет темноты. Раньше везде была темнота, а сейчас нет, — Дэвид пытался держать голос ровно, но он все равно дрожал. — Вам негде спрятаться, значит, и подловить вы меня не сможете, — Дэвид повертел головой туда-сюда. — Были еще другие Тени. Где они?

Ну зачем он это спросил? Сейчас она ответит, и они появятся. Не нужно было напоминать ей, вдруг он просто забыл их позвать?

— Они больше не появятся, — спокойно и хрипло проговорила тень. — Только я.

— У тебя такой хриплый голос, потому что ты много курил? — спросил Дэвид, уверенный в своей догадке. А еще он подозревал, что в тени больше мужского, чем женского, и груди он не заметил, которая выступала бы из тьмы.

Тень не ответила.

— Как тебя зовут? — сделал еще одну попытку Дэвид, хотя ему было до ужаса жутко, и он совсем не хотел разговаривать с Тенью. Но они вместе находились во сне, словно в запертой клетке, и деваться было некуда. К тому же, у других были имена, а эта никогда своего не называла. Это была та самая Тень. Большая, которая ходила молчаливо за ним по пятам и курила табак. Дэвид больше всего не любил запах табака.

— Тарлос Кастеда — ответила тень и продолжила смотреть.

Теперь он знает его имя, и оттого стало еще более жутко. Ну зачем он спросил? Дэвид захотел как-то избавиться от незваного гостя, не видеть его, очистить сон от этой неприятной, мешающей черной занозы, но не знал, как.

— Уходи из моего сна, — выдавил из себя Дэвид. — Здесь так хорошо, красиво и тепло, а ты мешаешься. Ты здесь никому не нужен.

Чернота бесплотного тела уходила в воду дымными смоляными щупальцами. Они извивались в воде, не растворяясь, и отпугивали рыб. Бедные рыбины шарахались в стороны, образуя вокруг огромный круг водяной пустоты. Ровно на расстояние, чтобы щупальца тьмы не достали их.

На секунду Дэвида посетила мысль сделать пару шагов вперед, протянуть руки и сомкнуть их на шее Тени, чтобы задушить

ее. Или в том месте, где должна быть шея, если бы она была человеком. Но он испугался это сделать. Вдруг она ядовитая, или кусается? Не зря же она такая страшная, и волосы на его теле встают дыбом. Она точно опасная, и пугает его не зря. В мочевом пузыре стало тесно, Дэвид испугался еще и того, что описается от страха.

Теплое, хорошее и солнечное утро вокруг омрачилось этими ощущениями, как всегда бывает во сне, когда в него пробирается что-то внезапное. Вместо рукопашного боя Дэвид решил нагнуться и пошарить широкой ладонью между рыб у себя под ногами. Он схватил одну большую рыбину, поднял ее из воды и швырнул в сторону тени. Упругий рыбий хвост блеснул на солнце стальной чешуей. Шлеп. Рыбина ударилась о вязкую полупрозрачную субстанцию и поглотилось ею, словно вязким желе.

Она еще трепыхалась немного, пока черные потоки скользили по упругому чешуйчатому телу, из гибкой спины топорщились плавники. Дэвид ожидал, что рыбина начнет перевариваться, тая, словно от кислоты, но ничего такого не произошло. Существо не съело ее, а лишь обездвижило. Рыбина медленно сползала вниз внутри желе, вывалившись из него обратно воду и всплыла вверх брюхом. Раньше она была пестрой и красивой, с бирюзовыми кругляшками на хвосте и синими крапинками на плавниках, но сейчас посерела, потеряв все свои яркие цвета. Тело было не тронуто, но рыба была мертва и тянуло от нее мертвечиной.

— Ты съел ее жизнь! — в отчаянии закричал Дэвид.

Перед ногами расступились мальки, юркнув в стороны. Дэвид развернулся и принялся бежать. В воздухе послышался плеск и хлюпанье, брызги ударялись о кожу и стекали по лицу. Он действительно бежал, и бежал быстро, как это бывает наяву, а не во сне, когда ноги вязнут в тягучем мороке и не могут пошевелиться. Тень поплелась за ним, не отбрасывая тени, но догоняя своими отражениями. Она двигалась медленно, а Дэвид быстро, но все равно догоняла. Преследовала, плывя по пятам. То и дело Дэвид останавливался, боясь повернуться, чтобы оценить расстояние, на которое убежал. Хватало храбрости только взглянуть на воду. Отражения были черные, и в солнечных бликах прятались огненно-красные глаза. От воды стал сильнее подниматься пар. Он становился гуще и молочнее, и обрел странный запах. Запах табака! Пар тянулся столбом и извивался, как лоскуты порванного платья на ветру, еще мгновение, и он превратился в дым. Везде, везде этот дым… Дэвид закашлялся, чувствуя, как сжимается его горло.

Проснулся он с неистово колотящимся сердцем и поджатыми ноздрями. Доктор предупреждал, что такое возможно. Сердце колотилось и раньше, и было жутко во снах, но еще никогда начало таких снов не было светлым и приятным. Столько яркого солнца и тепла Дэвид никогда не видел и не чувствовал. Полет Миражей начал проникать в его сны. Что, если Миражи просочатся глубже и изгонят последнюю Тень из его снов? Было бы хорошо, просто замечательно.

«Но тогда ты, скорее всего, уже не проснешься», — тут же подумалось Дэвиду и изгнание Теней из его снов перестало воодушевлять.

— Доброе утро, — послышалось тихое с подоконника. — Солнце встало сорок минут назад. Ты долго спал. Я покушал.

— Солнце снова было сладким?

— Только в начале. Потом пришли облака и интенсивность излучения снизилась на тридцать процентов. Тогда оно стало кислым, как хруст талого льда.

Дэвид продрал глаза и встал. Город крыло солнце нового дня, спутники на орбите экранировали излучение, усиливая его троекратно. По стенам зданий стекало золото, искрясь глянцевыми бликами чешуи. Арсия встречала свой стотысячный рассвет, ну, или двухсоттысячный. Одно время мама считала рассветы Дэвиду, но, когда она умерла он сбился со счету, а потом и вовсе позабыл цифру. Теперь рассветы для него были просто рассветы. Пройдет каких-то шесть часов, и город снова погрузится во тьму.