Очень странно писать предисловие к книге, которую ты уже прочёл от корки до корки, которая для тебя уже состоялась, в которой уже есть измусоленные от частого возвращения к тексту страницы, которая была с тобой на прикроватной тумбе во множестве отелей десятка городов, которая летала с тобой авиарейсами и тряслась с тобой в поездах.
Очень странно вспоминать все эти многочисленные встречи с текстами книги, которая ещё не обрела своего физического воплощения. Но у тебя в руках, дорогой читатель, сейчас именно оно – обретшее осязаемость множество неповторимых моментов, из которых соткана неуязвимость автора.
Очень трудно писать предисловие к книге, в которой столько твоей собственной вовлечённости, и не вовлечь свою точку зрения, которая может быть совершенно перпендикулярна задумке её творца. Но я как раз и рассчитываю многие годы спорить с автором о названии или о чём бы то ни было ещё. Только вот стихи в этой книге для меня – это истина в последней инстанции. Это выкристаллизованная правда о хрупкости и невероятной красоте счастья в тот момент, когда земля уходит из-под ног. Мы ездили по городам нашей большой страны с программой «Будем живы!» [1]
и, встречая в чьём-то взгляде вопрос «А будем ли?», горячо и смело предъявляли эти стихи. Перед ними безоговорочно капитулировал любой страх. По крайней мере, нам так казалось. И потому так радостно мне сегодня писать этот текст, что «Неуязвимость» – это печать уверенной победы над страхом.
1
Сергей говорит об их с Юлией поэтическом спектакле-диалоге «Будем живы», состоящем из стихов Мамочевой.
Очень ответственно писать предисловие к книге, в которой так много знакомых тебе имён. Под этой обложкой в стихах задокументированы соприкосновения душ, отчаянно старающихся сделать этот мир светлее. Передать тепло и свет такого взаимодействия способны, по-моему, только стихи и музыка. И крайне безответственно с моей стороны было бы потратить ещё хоть одну минуту вашего внимания перед встречей с первым стихотворением…
Я заканчиваю, выражая при свидетелях этого текста благодарность за то, что в самый отчаянный и тёмный момент последних двух лет, когда в голове повисла ужасающая тишина, ты пришла и так просто сказала: «Говорить о любви». Как много её в этой книге.
Спасибо.
Друг.
Господин Литвинович
(он же Сергей Томсон),
российский чтец, популяризатор
современной поэзии
Вот и она. Новая книга Юли Мамочевой. И мурашки от предвкушения…
Нежность и страсть. Честность, свет и игра. Любовь в самых разных видах её.
А ещё эта книга целительна. Её можно прикладывать к больному месту. Зачитывать вслух любимым людям. Читать про себя. И про себя. Юля – светоносное существо. И через текст она согревает каким-то вселенским дыханием твоё сердце.
Татьяна Мужицкая,
психолог, специалист по НЛП,
автор книжных бестселлеров, поэт
Марине
Выход книги финансово поддержали:
Сергей Пузанов
Екатерина Малова
Екатерина Юргель
Любовь Шуваева
Марина Рыльцева
Катерина Поколо
Наталья Александрова
Ирина Шишкова
Любовь Мареева
Марина Твердова
Елена Артюхова
Татьяна Тесля
«лечила не горькими травами – вишнёвыми поцелуями…»
лечила не горькими травами – вишнёвыми поцелуямии море цвело до утра во мне, слезами текло подсолённымивот сердце трепещет парусом, вот ты лежишь на плече моёмдо завтра не о чем париться, и это моё лечениешепчи мне, шепчи, нашёптывайбольшое, смешное, дивноепокуда лежим на шёлковойширокой ладони июня мыбуди меня, береди менясейчас мы непобедимые,идиллией обнажённыекак будто навеки юные…и в слегка комариной, жасминовой темнотемы друг другом на ощупь любуемся, как слепыеты не знаешь, как я боюсь, что наступит денья не знаю, какие боги тебя слепилитвой бессовестный профиль, и долгий рельеф бедра,и всё прочее совершенство кошачьих линиймы слепцы до зари, мы невидимы до утра,первобытные дети из тёпленькой божьей глинызавтра будет опять обязательный день цифровойгрохот вечной войны в несмолкающем писке модыно я знаю, что вновь возвращусь в терпкий запах твойкак в объятья самой природыи в бою меня это знание убережёт,без сомнений, почти что без шуток и без церемонийя на восемьдесят процентов спокойное моредоброй ночи, мой бережок
«Пусть птица видит нас на золоте полей…»
Пусть птица видит нас на золоте полей,как мы похожи надве крохотные руны.А кто на свете всех румяней и белей?А ты, моя заря, ты, ласковая юность.Зависнув в облаках, пусть птица видит, какпьянеем травяным мы древнерусским духом,ведь в тишину, что мотылькова и дика,спадает время с нас бессильнейшим недугом.И остаёмся мы стоять – в руке рука,до первородности обнажены друг другом.По несколько секунд, минут, часов, вековстекает
время, точно пот, из телав бескрайний звон цикад, что дик и мотыльков.И мы молчим вдвоём, как ты того хотела.Мы только пара рун, переплетённых рук,пока нет связи с двадцать первым веком,давай ещё с тобой побудем на ветру,ведь я немножко управляю ветром.Пока молчит айфон, славянский пантеонхранит нас всем вокруг, что травян|о и сине.И видим птицу мы, и будто слышим звон,звучащий непонятно, но красиво.
«Вечернее поле лечит тонкими чудесами…»
Вечернее поле лечит тонкими чудесами,которые по одному случались и раньше:вот колдует ветер твоими растрёпанными волосами,вот закат впереди, точно облепиха, оранжев.Воздух прян и тихонечко зелен – не надышаться,облака резвы, как полярные медвежата.Непонятно, оно ли это, то самое счастье,но внутри разжимается что-то, что было сжато.Ибо если всё это и помнишь – то по отдельности,а теперь стоишь,будто перед живой мозаикой,и буквально дуреешь от ясности, от беспредельности,так, что думаешь: «Мать твою за ногу!»Так, что думаешь: «Господи, если ты есть, ласковый и большой,пусть все эти цветы – твои дети, чтобы я им немножко сестра,лишь бы мне ещё постоять тут с растрёпанною башкой,с глазами чистыми, рыжими от твоего костра!»И когда оттикают часики моей сумасшедшей жизнив каком-нибудь муравейнике из бетона да из камня,ты пошли за мной не старуху, а девочку в модных джинсах,с длинной косой и выбритыми висками.Пусть помчит меня в классной тачке по долгой — предолгой трассепод отборнейший хеви-метал, такой эпиграф.А потом будет зелено-зелено, и ветер бескрайне ясен,и закат навсегда до одури облепихов.
«мы небо…»
мы небомы небомы не боимсямы море, нас море под этим ливнеммы тысячелицыстотысячелицымы голос, звучащий светло и длинномы больше страхамы смех сквозь грохотмы древний голос страны свободнойи нас не тронети нас не скроеттрусливое, тёмное и слепоемы говорим, что Россия – нашамы говорим, что она спасётсямынебоимся, и это значитмы говорим – и выходит солнце
Незабудки
…И тогда пришла Она к Марье и в ноги упала ей.Говорит: «Хоть ты защити меня, обогрей!»«Посмотри, – говорит, – до сих пор я вся в синяках,не болят они больше, да всё не сойдут никак».Говорит: «И к подругам ходила я, и к ментам,лезла в п|етлю – а он обещал, что найдёт и там».«Здесь же, – плачет Она, – голубые цветы цветут,сделай, Марья, чтобы меня не нашёл он тут!»Марья гладит по голой спине её, вся звеня.«Сколько вас, – отвечает, – здесь таких у меня!Становись, – говорит, – вот сюда, как есть, босиком,становись, – говорит, – голубым-голубым цветком».…И смотрела Она, становясь голубым цветком,как из их квартиры его волокли менты.И орал он, но голос Ей был уже незнаком,и впервые Ей не было страшно до тошноты.У подъезда шептались старухи. Курил сосед.Сыну лет четырёх мать прикрыла глаза рукой.И на всё это падал бескрайний, звенящий свет —не сентябрьский, а какой-то совсем другой.А потом голубое настало вдруг забытьё.Позабыла Она несчастное тело своё,позабыла имя, голос, лицо и быт,так и стала цветком средь таких же цветов голубых.И глядит на них Марья.И шепчет: «Ни там, ни тутне найдут они вас. Не найдут они вас. Не найдут».
