Неуязвимый (в сокращении)
Шрифт:
К апрелю 2000 года в процесс РДР включилось 25 тысяч экс-комбатантов (из всех воюющих фракций за вычетом ОРФ). Однако в опорных пунктах ОРФ разоружение так и не началось. Теперь полковник Джим поставил меня во главе ведавшей разоружением группы офицеров, и я чувствовал себя польщенным. Если бы удалось склонить к разоружению части ОРФ в Макени, остальные последовали бы их примеру. Во всяком случае, мы на это надеялись.
Как развязать гражданскую войну
Под самый конец апреля обстановка ухудшилась. После месяца болезненно медленных переговоров мы наконец завершили постройку неподалеку
Процесс выглядел так: комбатант приходил в центр приемки, сдавал оружие и получал комплект удостоверяющих его личность документов. После этого его помещали в лагерь РДР, где он проходил медицинское обследование и получал профессиональную подготовку, Центры приемки были отделены от лагерей РДР, что позволяло предотвратить стычки представителей соперничающих фракций, одни из которых были еще вооружены, а другие — уже нет.
Официально наш лагерь РДР и центр приемки открылись 20 апреля, и мы начали работать в них, несмотря даже на то, что в ту пору никакие экс-комбатанты в них еще не заглядывали. Я должен был присматривать за центром приемки в Макени и выдавать документы каждому пожелавшему сдать оружие комбатанту.
Мы разбили палатки, расставили столы, стулья, столбы с указателями и соорудили навес, под которым любой сдающий оружие повстанец мог получить чашку чая и печенье, прежде чем его, уже безоружного, отвезут в лагерь РДР.
В течение недели мы каждый день расставляли столы и ожидали, когда явится первый наш клиент. Никто так и не явился. И это действовало на нас угнетающе. С другой стороны, я уже несколько дней плохо себя чувствовал и был доволен, что делать ничего не приходится.
Общение с ОРФ было занятием тяжелым, и потому предполагалось, что каждый из нас будет ежемесячно получать несколько дней отпуска. Мне отлучка в Гамбию определенно пошла на пользу, а вот наш полковник Джим не имел ни одного выходного с самого января и походил на выжатый лимон, так что мы уговорили его взять давным-давно просроченный им отпуск. Перед отбытием он пошутил: «Только до моего возвращения не затевайте здесь гражданскую войну». Теперь, задним числом, мне представляется, что такими словами он явно искушал судьбу.
Кое-кто из командиров повстанцев, в частности полковник Огюстин Бао, начальник службы безопасности ОРФ, начал делать нам с Джимом грозные намеки, обвиняя нас в том, что мы несем личную ответственность за разного рода «преступления» англичан против ОРФ. В состав этих преступлений входили: колониализм, эксплуатация и скрытое пособничество поставлявшим в страну наемников организациям, включая такие британские компании, как «Сэндлайн Интернэшнл» и «Экзекьютив аутсомс». Обе эти организации принимали — либо прямо, либо опосредованно — участие в успешных военных операциях, направленных против ОРФ. С точки зрения ОРФ, это означало, что англичане встали на сторону его врагов, что и вменялось нам в вину.
Бао питал к Британии особую ненависть. Он некоторое время жил в Лондоне и Глазго и при любой возможности говорил нам, что обходились с ним там ужасно. Не исключено, что так оно и было, однако, когда я просил его привести примеры, он в лучшем случае рассказывал о «преступлении против человечности», сводившемся к тому, что однажды в Лондоне он попросил таксиста сделать музыку потише, а тот не сделал. Не лучший, по-моему, повод для объявления войны.
Уходя в отпуск, полковник Джим
Однако в день отбытия Джима меня донимало совсем другое. То, что было поначалу тупой головной болью и общей сонливостью, превратилось в нечто похуже. В течение нескольких дней боль настолько усилилась, что мне стало трудно думать о чем бы то ни было помимо нее. Кое-кто полагал, что я подхватил малярию, однако я каждую неделю старательно глотал антималярийные таблетки «лариум» и потому считал, что у меня, скорее всего, просто сильный грипп. Однако эффективность «лариума» составляет лишь 95 процентов, а меня угораздило попасть в остаточные пять. Пару дней я боролся с болезнью, выходя на работу, но головная боль была настолько сильна, что меня мутило и я не мог есть.
Товарищи отвели меня для медосмотра в штаб кенийского батальона, тамошний врач сделал несколько анализов и сказал, что у меня малярия. Он накачал меня лекарствами и радостно сообщил, что моя разновидность малярии относится к тем, что либо быстро проходят, либо завершаются летальным исходом.
— Просто потерпите пару дней, — предложил он.
Я спросил, когда мне следует снова показаться ему.
— Нет смысла, — ответил он с типичным для кенийцев прагматизмом.
Поначалу меня выворачивало наизнанку (побочный эффект принятых мной лекарств), но затем мне стало намного лучше. Лекарства явно подействовали, к тому же я познакомился с коллегой, которому пришлось еще более туго, чем мне. Энди Самсонофф, еще один британский офицер-наблюдатель, присоединился к нашей команде. Он только что вышел из госпиталя, где валялся с брюшным тифом. Мы сравнили наши впечатления, и Энди сухо отметил, что я по крайней мере прохудился только с одного конца тела. Всегда приятно встретить человека, который чувствует себя хуже, чем ты.
Было несколько случаев, когда небольшие группы повстанцев приходили либо в центр приемки, либо непосредственно в жилища нашей команды, чтобы узнать побольше о процессе РДР. Поначалу я отсылал их, чтобы они дожидались от своего командования официального приказа начать разоружение. Я вовсе не стремился добавить к списку наших прегрешений еще и «подстрекательство к мятежу». В любом случае правительство Сьерра-Леоне собиралось 1 мая одновременно открыть в стране шесть новых лагерей РДР: два для солдат ОРФ, два для бойцов Сил гражданской обороны (СГО) и еще два для бывших солдат армии Сьерра-Леоне. В тот же день сама армия Сьерра-Леоне должна была в знак солидарности с правительством сдать оружие властям. Мы полагали, что, пока этого не произойдет, ОРФ разоружаться вряд ли станет.
Двадцать девятого апреля, в день моего тридцатилетия, ко мне обратились десять желавших разоружиться повстанцев. Я надеялся, что они создадут прецедент, которым воспользуются и другие, однако все еще считал неразумным действовать, пока местное командование не даст одобрения. Мою озабоченность разделяли также командир кенийцев, группа военных наблюдателей ООН из Магбурака и Фергус, руководитель группы ММР, знавший повстанцев лучше, чем кто бы то ни было. То был здоровенный рыжий ирландец, способный переспорить, перепить и перекурить кого угодно. Осмотрительный махинатор, он умел, общаясь с командирами повстанцев, превосходно разыгрывать антибританскую карту, так что командиры эти питали к нему особую слабость.