Неуютная ферма
Шрифт:
За чаем мистер Босс и Флора обменялись впечатлениями о разных легкомысленных фильмах, которые им обоим понравились (обсуждать «Да» они не решились), потом мистер Босс рассказал, что выступает сопродюсером в новой британской студии. Он спросил, не хотят ли Флора с подругой посетить эту студию? Только в ближайшее время, а то он скоро возвращается в Голливуд с ежегодным урожаем лучших английских актеров и актрис.
На студию Флора так и не попала, но еще дважды обедала с мистером Боссом. Между ними возникла крепкая дружеская симпатия. Мистер Босс рассказал Флоре о своей изящной и дорогостоящей любовнице Лили, о том, как та закатывает сцены и отнимает у него время, которое
Так что никуда не деться, объяснил мистер Босс.
Жена его вполне понимает ситуацию, и они вместе играют в игру «Ускользни от Лили», что еще больше их сплачивает.
Сейчас мистер Босс был в Америке, но в последнем письме известил Флору, что весной прилетает в Англию.
Флора решила, что пригласит его на день в эти края: ей кое-кого надо ему показать.
О мистере Боссе ей напомнил вид кинотеатра «Мажестик» прямо напротив молитвенного дома, куда сейчас заходили «Дрожащие братья». Афиши на кинотеатре обещали умопомрачительную драму страстей под названием «Грехи чужих жен». Флора подумала, что Сиф, наверное, сейчас там и ему хорошо.
Собачья конура уже почти заполнилась.
Кто-то наяривал ужасающую мелодию на хрипучем органчике у входа. Флора, выглядывая у Амоса из-за плеча, рассматривала молельный дом; если не считать органчика, он выглядел обычным лекционным залом с круглым помостом в дальнем конце. На помосте стоял стул.
– Ты там проповедуешь, кузен Амос?
– Да.
– А Юдифь или мальчики ходят тебя слушать?
Флора завела разговор, чтобы разогнать тоску, накатывающую на нее при мысли о том, что предстоит вытерпеть.
Амос нахмурился.
– Нет. Их глаза заплыли жиром, и они ступают надменно, как Ахав, не видя рва, что ископал пред ними Господь. Да, моя семья – мое проклятие, и десница Господня тяжело лежит на «Кручине», давит горькое вино из наших душ.
– Тогда почему бы не продать ее и не купить другую в более уютном месте?
– Нет. Скоткраддеры живут в «Кручине», сколько она стоит, – угрюмо проговорил Амос. – А все старая миссис Скоткраддер. Ее звали Адой Мрак до того, как она вышла за Нишиша Скоткраддера. Она никого с фермы не отпустит. А Рувим только и ждет моей смерти, чтобы завладеть «Кручиной». Не бывать этому! Уж скорее я завещаю ее Адаму.
Прежде чем Флора успела сказать, как огорчительно ей такое слышать, Амос двинулся вперед со словами: «Пора. Все собрались».
Флора села на край последней скамьи – поближе к выходу, на случай если проповедь и духота окажутся уж совершенно невыносимы.
Амос прошел почти к самому помосту и уселся на первую скамью, предварительно наградив соседей двумя медленными мрачными взглядами, обещавшими грозное красноречие.
Собачья конура была уже набита до отказа. Органчик заиграл что-то похожее на музыку. Женщина слева вложила Флоре в руку сборник гимнов.
– Номер двести, «Что же будет, Господь, когда время придет?», – громко сообщила женщина.
Из своего обширного чтения Флора знала, что в местах, отведенных для молитвы, принято говорить исключительно шепотом, однако она быстро училась, поэтому взяла книгу и с любезной улыбкой ответила: «Спасибо».
Гимн начинался так:
ЧтоФлоре он понравился своей решимостью твердо держаться избранного пути перед лицом неприятных обстоятельств, вполне отвечавшей ее собственному характеру. У нее было приятное сопрано, и пела она старательно. Дирижировал мрачный, живописно грязный старик с длинными седыми волосами. Он стоял на помосте и размахивал предметом, в котором Флора, с трудом веря своим глазам, узнала кочергу.
– Кто это? – спросила она соседку.
– Брат Амблфорт. Он возглавит дрожание, когда мы начнем дрожать.
– А почему он дирижирует кочергой?
– Чтобы напомнить нам про адское пламя, – последовал простой ответ. Флора не захотела огорчать соседку, поэтому не сказала, что у нее таких ассоциаций не возникло.
После гимна (который пели сидя) все закинули ногу на ногу и устроились поудобнее, в то время как Амос поднялся на помост и с выражением устрашающей решимости опустился на стул.
Минуты три он молча взирал на «Дрожащих братьев». Глубочайшее презрение на его лице мешалось с возвышенной печалью. Флора видела нечто подобное лишь однажды: на лице сэра Генри Вуда [21] , когда тот, уже подняв палочку перед вступительным аккордом «Героической симфонии», замер, глядя на опоздавших в партере Куинс-Холла. Флора поняла, что Амос ей положительно нравится: все-таки этот человек – настоящий артист.
21
Генри Вуд (1869–1944) – английский дирижер, чье имя стало синонимом «Променадных концертов» в Куинс-Холле, концертном зале на две с половиной тысячи мест в центральном Лондоне. Название пошло от концертов в парках, где люди могли одновременно слушать музыку и совершать променад. На протяжении пятидесяти лет Генри Вуд дирижировал почти всеми этими концертами.
Наконец он открыл рот. Его голос надтреснутым колоколом прогремел в полной тишине.
– Вы снова здесь, несчастные извивающиеся червяки? Выскользнули тайком из своих обреченных домов, как Намессия, сын Ровоамов [22] , дабы узнать, что вас ждет? Пришли, старые и молодые, больные и здоровые, матери семейств и девственницы (хотя мир так порочен, что едва ли среди вас есть хоть одна девственница), юноши и старики, дабы услышать, как я поведаю об алых лижущих языках адского пламени?
22
Ровоам – в Библии, один из сыновей Соломона; Намессия – отец (или дед) Ииуя (но никак не сын Ровоама).
Долгая эффектная пауза с мимикой сэра Генри. Слышался единственный звук (впрочем, и его вместе с сопровождающим запахом было более чем достаточно) – надсадное шипение газовых светильников по стенам.
Амос продолжал:
– Да, вы пришли. – Он коротко, презрительно рассмеялся. – Десятки. Сотни. Как крысы в амбар. Как полевые мыши в пору жатвы. А какой вам от этого прок?
Еще одна пауза вновь в духе сэра Генри.
– Никакого. А теперь – маленькая хорошая новость.
Он замер, набрал в грудь воздуха, потом внезапно вскочил со стула и прогремел во всю мочь: