Неуютная ферма
Шрифт:
– Мы все прокляты!
Выражение самого живого интереса прокатилось по лицам «Дрожащих братьев», все заерзали, стараясь устроиться поудобнее и с удовольствием выслушать дурные новости.
– Прокляты, – свистящим шепотом повторил Амос. – Задумывались ли вы, что означает это слово, которое вы так небрежно произносите каждый день своей жалкой жизни? Нет. Вы не задумывались. Вы вообще не задумываетесь, верно? Так вот, я вам скажу. Это означает нескончаемые чудовищные муки, когда ваши грешные тела бросят на жаровни в глубочайших недрах ада, а черти, насмехаясь, будут пить прохладительные напитки у вас под носом. Да, воздух будет полон смрадом паленого
Он глотнул из стакана – вполне заслуженно, как подумала Флора. Она и сама не отказалась бы сейчас от воды.
Теперь голос Амоса зазвучал обманчиво буднично и обыденно. Он медленно оглядел слушателей темными глазами навыкате.
– Вы знаете, каково обжечь пальцы об духовку, вытаскивая пирог, или спичкой, когда вы зажигаете свои безбожные сигареты? Да. Зверская боль, не так ли? И вы бежите приложить к ожогу масло. Так вот (выразительная пауза), в аду масла нет! Все ваше тело будет жечь зверская боль, ваши почерневшие языки вывалятся изо рта, ваши иссохшие губы будут молить о капле воды, но ни звука не вырвется из ваших глоток, ибо они пересохнут, как песчаная пустыня, а ваши глаза будут раскаленными шарами вращаться в обугленных глазницах…
Тут Флора тихонько встала и, извинившись перед соседкой, быстро прошла к двери. Духота, запах и шипение газа придавали молельному дому достаточное сходство с адом и без тех подробностей, которые излагал Амос. Флора чувствовала, что сможет плодотворнее провести вечер где-нибудь в другом месте.
Но где? Свежий воздух приятно щекотал ноздри. Натягивая перчатки, Флора подумала, не пойти ли на «Грехи чужих жен», но решила, что услышала сегодня про грех более чем достаточно.
Так куда пойти? Вернуться без Амоса она не могла, поскольку в зимние месяцы последний автобус до Воплинга уходил в половине седьмого, а сейчас было почти восемь. Кроме того, Флора проголодалась. Она с досадой оглядела улицу. Почти все магазины уже закрылись, кроме одного, через несколько домов от кинотеатра.
Это оказалась чайная. Вид ее не вдохновлял: в витрине стояли кексики, гнетущего вида деревянные коробочки, плетеные корзиночки и льняные мешочки, вышитые мальвами. Однако там, где есть кексики, должен быть и кофе. Флора пересекла улицу и вошла в чайную.
Шагнув через порог, она поняла, что попала из адского пламени в болото занудства. Ибо за одним из столиков сидел человек, лицо которого Флора помнила: они вроде бы встречались на приеме у миссис Полсветт в Лондоне. Это мог быть только мистер Клоп, да и внешность подтверждала догадку. В пустой чайной он обладал полной свободой маневра, и Флоре некуда было скрыться.
Глава 9
Когда она вошла, предполагаемый мистер Клоп поднял голову и радостно оживился. На столе перед ним лежали книги и листы бумаги, на которых он деловито строчил.
Вот тут Флора рассердилась по-настоящему. Как будто ей мало пришлось вытерпеть за сегодняшний вечер – не хватало теперь только слушать умные разговоры! Она сочла, что сейчас может позволить себе сознательную грубость, на которую имеет право лишь человек, чьи манеры в остальное время безупречны, поэтому села спиной к мистеру Клопу, взяла разрисованное гномиками меню и постаралась ни о чем дурном не думать…
Официантка в длинном ситцевом платье с неглажеными оборками принесла кофе, галеты и апельсин, который Флора посыпала сахаром и теперь медленно ела ложечкой. Официантка предупредила, что они закрыты, но, поскольку это не мешало Флоре сидеть за столиком, пить кофе и есть апельсин, та просто кивнула: мол, закрыты, и хорошо.
Она уже принялась за четвертую
– Здравствуйте, Флора Пост. Верите ли вы, что у женщин есть душа?
Мистер Клоп стоял за ее стулом и смотрел сверху вниз с выражением дерзкой загадочности.
Флора не удивилась вопросу. Она знала, что интеллектуалы, как Двуцветный Питон, Скалистый Змей у мистера Киплинга, всегда говорят вот так. Поэтому она ответила приятным голосом, но чистосердечно:
– Я этим совершенно не интересуюсь.
Мистер Клоп коротко и довольно хохотнул. Флора зачерпнула ложкой еще немного апельсинового сока, гадая, что в ее словах так понравилось мистеру Клопу.
– Не интересуетесь? Славная девочка… Главное, оставайтесь со мной откровенны и все у нас будет хорошо. Кстати, меня тоже не интересует, есть ли у них душа. Тело куда важнее. Можно я сяду? Вы же меня помните? Мы встречались у Полсветтов в октябре. Вы же не считаете, что я назойлив? Полсветты сказали, что вы здесь, и я все гадал, не столкнемся ли мы случайно. Вы близко знаете Билли Полсветт? Очаровательная женщина… такая простая и веселая, с настоящим талантом к дружбе. Он тоже славный малый… педераст, конечно, но все равно славный. Какой аппетитный у вас апельсин! Я, наверное, тоже себе закажу. Обожаю есть их ложкой! Можно я сюда сяду?
– Да, – ответила Флора, понимая, что спасения нет.
Мистер Клоп сел и, обернувшись, подозвал официантку. Та уведомила его, что они закрыты.
– Слегка беспардонно, а? – рассмеялся мистер Клоп, косясь на Флору. – Послушай, милочка, да какая разница? Просто принеси мне апельсин и сахар.
Официантка ушла, и мистер Клоп смог вновь сосредоточиться на Флоре. Он поставил локти на стол, уперся подбородком в ладони и устремил на нее немигающий взгляд. Поскольку она продолжала спокойно есть, ему пришлось сделать первый ход, а именно произнести: «Итак?» (У Флоры упало сердце: она узнала гамбит, к которому прибегают интеллектуалы, решившие в тебя влюбиться.)
– Вы ведь пишете книгу? – торопливо спросила она. – Помню, миссис Полсветт мне говорила. О жизни Брануэлла Бронте, да?
(Флора сочла за лучшее использовать сведения, полученные от миссис Каин, хозяйки «Висельника», и скрыть тот факт, что с миссис Полсветт, протеже миссис Смайли, она встречалась лишь раз и нашла ту чрезвычайно занудной.)
– О да, отличная будет книга, – объявил мистер Клоп. – Психологическое исследование, разумеется. Я добыл кучу нового материала, включая три письма, которые он написал в Ирландию старухе-тетке, миссис Пранти, в период своей работы над «Грозовым перевалом».
Он ждал, что Флора рассмеется или уставится на него ошарашенно, однако ее вежливо-заинтересованное выражение не изменилось, так что пришлось объяснять дальше.
– Понимаете, очевидно, что книгу написала не Эмили. Женщина так не могла… там ясно видна мужская рука… Я разработал теорию касательно его пристрастия к спиртному и выяснил, что он не был алкоголиком. Он был величайший гений, второй Чаттертон [23] , и сестры его за это ненавидели.
– Мне казалось, все современники пишут, что сестры его очень любили, – сказала Флора. Такой разговор ее вполне устраивал – лишь бы мистер Клоп не свернул на что-нибудь более личное.
23
Имеется в виду Томас Чаттертон (1752–1770) – английский поэт, покончивший с собой в восемнадцать лет (как считалось, потому что его затравили критики).